История физики ХХв показывает, что беззаботное отношение ученых к сомнительным признакам результатов их творчества уводило слишком далеко от нормальной науки. Разумеется, научная истина заранее никому неизвестна, а направления её поиска не отмечены указателями. Понятно, что поиск истины опирается не только на знания, но и на простоту или красоту гипотез, а также на веру исследователей в "рисуемую" ими картину мира. Ещё более широк круг «верующих» в среде «научной общественности», поверившей самим творцам-художникам величественной картины мироздания. Сегодня научная общественность верит в принцип относительности столь же твёрдо, как и в законы арифметики. Понятно, что наука несоразмерно богаче усеяна ложными гипотезами, неизбежными и в будущем, что их опровержение порой затягивается на века, или же они переосмысливаются под уровень прозрения или заблуждений современной науки.

Поэтому необходимо с должным пониманием относиться к ошибкам пытливых предшественников, к чисто формальным или к слишком смелым гипотезам современников, тем более, что и неверная гипотеза зачастую приводит к полезной цепочке рассуждений, а может и к более ясному пониманию проблемы. Не существует общего правила для безошибочного разделения гипотез на правильные и неправильные, ценные и бесценные, даже здравый смысл, вторгаясь в область неизвестного, может привести к заблуждению, но всё это не означает, что не существует ограничений на полёт научной мысли. В ХIХв «дальность её полёта» определилась бы «границами» рациональной картины мира, выстроенной естествознанием того века, но в ХХв такая граница исчезла, и её общее определение необходимо заменить разве что конкретным перечислением того, чего делать «нельзя».

Наука должна воздерживаться от ветвлений Вселенной, вечного или периодического её расширения в "ранее существовавшее ничто", или просто "в никуда", "физических" построений без материи, путешествий во времени или, наконец, Очень Большого Взрыва всего сущего. Извлекая положительный результат из опыта развития физики через СТО, теперь можно добавить, что наука не должна ломать извечных представлений о 3-х мерном пространстве и независимо текущем времени, а если изумлять своих высоко или малограмотных почитателей, то ясностью мысли, а не заумью относительности одновременности. После ТО, нужно с сожалением отметить, эти ограничения вряд ли могут быть восприняты с пониманием. Ни конкретный перечень недопустимого, ни, тем более, общие рассуждения о (не) возможности чего-либо ещё не повод для смены пусть ложных, но поддерживаемых академической наукой представлений. Теперь всё запуталось. Конечной истины никто не знает, и в этой обстановке автор явно собирается критиковать чьи-то воззрения, предварительно опив у себя это право.

Как математическая модель [пустого пространства] она [ТО], вероятно, безупречна. Наши представления о рациональности мироздания будут более зримы, когда материя, её свойства станут насущной необходимостью теоретической физики, отправным пунктом её гипотез. Критика признанных теорий может получить достойный отпор» ибо автор не может претендовать ни на безошибочность своих воззрений, ни на безошибочную интерпретацию чужих. Тем более, что такие ошибки неизбежны, и с опозданием, находятся. Но и не критиковать нельзя, чтобы не стать праведным защитником ошибок, приносящих чувство глубокого изумления. Если основы СТО столь абсурдны, то как она укрепилась и продержалась 100 лет? Ответ на этот вопрос многогранен. В общем виде ответ звучит так: да потому, что физика, исчерпав свой философский потенциал, отягощенный теологическим прошлым, Диалектика природы, конец ХIХв, не сумела вписать множество фактов в лучшее, т.е. в подлинно физическое решение. Факты, не понятые на физическом уровне, разумеется, находят то или иное (легче находимое) формальное объяснение, оформляются проницательными умами в стройную структуру, что раскрывает дорогу к решениям, ещё более оторванным от реальности.

У сугубо формальной теории естественным образом обужено пространство соприкосновения с реальностью, и потому возможность обнаружения её ошибочности выражена гораздо слабее. На каком-то уровне понимание явлений приобретает непреодолимые черты и становится не обязательным. Если ещё учесть, что живя в безусловно материальном мире даже многие материалисты по сей день не уверены в этом, то расцвет абсурда неизбежен. Критически настроенный читатель может найти эти рассуждения легковесными (и будет в какой-то мере, лишь в какой-то мере» прав), но всё же нельзя отрицать, что эта схема научного и научно-технического развития реализуется на практике. Диссертацию по физике нельзя представить без математики, а горы книг «по физике», посвященных одним лишь математическим упражнениям - реальность. Нужно предложить некую новую картину, в которой полёт физической мысли испытывал бы потребность в материальной опоре. Понятно, дело это трудное, но не будем считать его безнадёжным. Есть другое, совершенно недопустимое определение ТО - она лжива (не ложна, а лжива). Нельзя допустить, чтобы могла быть задумана и создана теория преднамеренного искажения действительности, обмана научной общественности (в расчёте на её легковерность?).

Её нельзя назвать и ошибочной в том смысле, в каком понимается само слово «ошибка», как нечто находимое и исправляемое, после чего теория избавляется от досадного недоразумения. Такие трудно преодолеваемые недоразумения в истории науки были, вспомним хотя бы историю с определением энергии, да и самого этого понятия формулой mv. Величественная теория - продукт достаточно широко исповедуемого мировоззрения, недооценивающего или презирающего первичность материального, корни которого в религии. Идеалистическая основа ТО неисправима, но как раз посеянные ею совершенно невразумительные представления о мироздании, понятые лишь дюжиной наиболее проницательных умов, должны вывести научную мысль на более твёрдую дорогу рациональности. Надо полагать, такой этап в развитии физической мысли был неизбежен. ...[материальность мира] доказывается не парой фокуснических фраз, а длинным и трудным развитием философии и естествознания. Отметим, что есть и другое отношение к теоретическим достижениям физики начала ХХв. Исследователи, занятые конкретным направлением, полагают, что проблема релятивизма надумана, она уже сошла со сцены, поскольку им она не мешает. Так звучит недооценка заблуждений "узкой" теории, а в данном случае это недооценка влияния ложной идеологии на весь ход познания.