Мы предлагаем вниманию читателей заметки одного из геологов, внесших неоценимый вклад в исследование далеких окраин нашей необъятной Родины. 30-е годы, о которых пишет Ю. А. Одинец, были временем, когда разведка минеральных богатств, столь необходимых стране, приобрела небывалый дотоле размах. Небольшой геологический отряд, возглавляемый Ю. А. Одинцом, в августе 1936 г. отправился на Чукотский п-ов. Это была вторая по счету Чукотская экспедиция в советское время численностью всего 15 человек — 4 геолога, топографы, рабочие. Время работы — один год. Сегодня могут показаться несоразмерными цели экспедиции и ее малолюдность, оснащение, условия работы. Результаты же превзошли все ожидания. О них лучше всего, по-видимому, сказал в 1937 г. в своем отзыве выдающийся геолог Д. И. Щербаков, в будущем академик и главный редактор нашего журнала: «Учитывая, что экспедиция тов. Одинца обошлась в 425 000 р. (без учета вырученной суммы от реализации добытой попутно руды) против 3 000 000 р., истраченных первой Чукотской экспедицией, и принимая во внимание сообщаемые в отчете данные научного и практического порядка, следует признать результаты экспедиции тов. Одинца исключительно большими. Несмотря на очень трудные условия работы, недостаточное оборудование, неполадки в снабжении и почти полное отсутствие данных о районе, экспедиция обнаружила крупные коренное и россыпное месторождения оловянного камня и вольфрамита, а также наметила перспективные площади для дальнейших поисковых работ. Успехи работ должны быть объяснены... большой подготовленностью руководящего состава экспедиции в деле поисков и разведки оловянных месторождений и в особенности энтузиазмом, с каким производились изыскания...» Отмеченный Д. И. Щербаковым энтузиазм исследователей ярко проступает в заметках Ю. А. Одинца. Любопытны и наблюдения Ю. А. Одинца о природе Чукотки, быте чукчей и эскимосов в 30-е годы — геологу пришлось быть не только исследователем недр, но и «проводником» советского образа жизни в этих суровых арктических краях. Мы прибыли в залив Креста, который отныне становился нашей базой. Отсюда, организовав небольшие отряды, мы намеревались отправиться в глубь страны, где предполагали найти залежи редких металлов и золота. Транспорта не было никакого. Каждый из нас должен был тащить на себе запас продовольствия, спальный мешок, оружие на случай нападения волков и медведей. Оружие — обязательная принадлежность геолога. Это своего рода «отдел снабжения», обеспечивающий отряд добавочным питанием. К счастью геологов, в широких ледниковых долинах центральной части Чукотки много озер, на которых в летний период скоплялись стаи уток и гусей. Животный мир Чукотки очень богат и разнообразен. В центральной части много песцов, лисиц, бурых медведей, полярных волков и сусликов. Реже встречаются дикие бараны и козы, зайцы, росомахи, горностаи. Меха этих животных охотники-чукчи доставляют зимой в местные отделения факторий. В больших реках Чукотки много рыбы. Водятся щуки, омуль, хариус, голавль, язь. Осенью с моря вверх по р. Амгуэме для метания икры заходят большими стаями кета и горбуша. Море обладает не меньшим богатством и разнообразием животного мира. В заливе Креста убивают ежегодно около 300—400 моржей. Мясо моржей обычно идет на корм собакам, а шкура — на обтяжку лодок, покрытие яранг, на ремни, обувь и т. д. Кроме моржей в море много нерпы. Часто в залив заплывают киты. При наличии в экспедиции охотников можно в течение лета питаться свежим мясом. Нам предстояло постоянно двигаться, чтобы охватить геологическими исследованиями как можно большую площадь. Поэтому в нашу партию принимались люди не только высокой квалификации, но и обладающие крепким здоровьем, выносливостью и сообразительностью. Самое главное для людей, отправляющихся в неизведанные места,— не теряться перед лицом опасности. Принято думать, что медведь — только лакомка, любящий мед и ягоды, и не приносит вреда человеку. Это далеко не так. Правда, медведь пугается человека и убегает, если он видит его издалека. Но представьте: вы завернули за какой-нибудь уступ скалы, и перед вами, в двух шагах,— медведь. От неожиданности медведь может кинуться на человека. Тогда человеку не сдобровать. Такие случаи были не раз в геологических партиях, работавших на Чукотке. Еще чаще медведи грабили продовольственные базы, и отряды оставались на голодном пайке."Чтобы избавиться от четвероногих воров, мы вывешивали красный флаг, ведро или банку с таким расчетом, чтобы их качал ветер. Это отпугивало зверей. Большие опасности для геологов таит и переправа через горные реки Чукотки с сильным течением, изобилующие подводными камнями. Способность быстро ориентироваться — одно из необходимых качеств геолога. На севере часто бывают туманы, когда в двух шагах ничего не видно. Они продолжаются несколько дней, и надо иметь хорошую память, чтобы не сбиться с пути. Для геологов в пути нет ничего дороже спичек, часов и полевой книжки. Каждый работник геологической партии обязан иметь неприкосновенный запас спичек. При переправе через реку одежда человека может промокнуть насквозь, но спички должны остаться сухими. За это отвечает начальник отряда. Геологи изобретают всевозможные способы надежного хранения спичек; наиболее распространенный из них — бутылка с резиновой пробкой. Резиновые грелки служат прекрасной посудой для сахара, соли и др. Полевую книжку, где записаны все данные исследования, геолог обязан хранить как зеницу ока. Ее нужно оберегать в любых условиях, иначе может погибнуть вся работа. Деятельность нашей экспедиции в первый год приезда была сосредоточена вокруг залива. Лишь мне, начальнику экспедиции и ее техническому руководителю, удалось пробраться на самолете в центральную часть Чукотки. Геологическое строение Чукотки позволяло предполагать там наличие залежей редких металлов, золота и олова. В августе 1936 г. вместе с полярным летчиком Котюховым мы вылетели в глубь Чукотки, чтобы ознакомиться с районом, где мы собирались организовать поисковые работы. Пролетев Анадырский хребет, верхнюю часть долины Амгуэмы и не найдя там ничего интересного, мы направились к р. Якитики. На притоках Якитики геологическая обстановка была иная, дающая все основания встретить здесь признаки редких металлов и золота. Было решено начать длительное исследование этого района. В следующий раз мы подлетели к узкому ущелью шириной не более 100 м, которое как бы замыкает всю водную артерию в одну небольшую трубу. Ущелье тянется около шести километров, потом долина снова расширяется. Место очень благоприятное для образования отложений россыпного золота. Минералы редких металлов обладают большим удельным весом — примерно вдвое (а золото в шесть раз) тяжелее обычных пород. При промывке легкая порода уходит, тяжелые минералы концентрируются. Выходя из ущелья, вода теряет напор и уносит течением только легкие материалы, тяжелые же отлагаются на дне. Наши предположения подтвердились. При первой же промывке мы сразу обнаружили на геологическом лотке крупинки золота. Настроение у нас приподнялось. Летчик Котюхов, наш неизменный спутник и помощник, охваченный, как и мы, «золотой лихорадкой», искренне радовался общей удаче. Мы усиленно занялись промывкой золота. Брали пробы во многих местах. День подходил к концу. Я попросил Котюхова отвезти первые пробы на базу, предупредить геологов о нашей находке и быстро привезти лромывальщика. На другой день промывальщик Фарихьянов был уже на участке. Мы спешно занялись промывкой породы и промывали до поздней ночи. С каждым часом убеждались, что напали на верный золотой след. Исследование проб на базе дало хорошие результаты: оказалось, что в открытом нами месте, помимо золота, есть олово и другие редкие металлы. Для поисков коренного месторождения в долины Амгуэмы и Якитики на самолете известного полярного летчика Каминского был направлен отряд из трех человек: геолог Миляев, топограф Ганешин и промывальщик Фарихьянов. Однако неожиданно наступившая зима приостановила работы отряда, и возобновить их удалось только следующей весной. Началась сильная пурга, продолжавшаяся около месяца. Отряд вынужден был прекратить поиски. Товарищи рассчитывали, пройдя 80 км, выйти к берегу Ледовитого океана и встретить там местных жителей — эскимосов. Однако надежды их не оправдались. Подойдя к берегу, они нашли только пустую юрту охотников, без запасов продовольствия. Подкрепившись протухшей вяленой рыбой, которую нашли в юрте, люди тронулись дальше. Много пришлось перенести им невзгод, прежде чем они, уставшие и измученные, появились в Ванкареме. Работая в арктических условиях, геологи должны быть готовы ко всяким неожиданностям погоды. Однажды во время геологического маршрута в районе залива Креста нас застигла сильная пурга. Пришлось ночевать в маленькой бязевой палатке, в леких спальных мешках. Проснулись на следующий день — пурга продолжается! Что предпринять? Нам еще оставалось проделать два маршрута, и только после этого мы могли отправиться на базу. Решили идти по маршруту, пока снежный покров не так велик. Подошли к речке Пейкун, где по предположению одного из специалистов должно было находиться золото. Опробовали — золота нет. Перешли на другую сторону реки, где в скале виднелась зелень. Попробовали там, и — о, радость! — несколько рудоносных жил, содержащих арсенопирит и другие минералы. Работали до поздней ночи, не чувствуя усталости. Но недостаток продовольствия заставил нас повернуть обратно. У берега моря мы встретили две юрты чукчи Пененкеу. Зашли. В углу меховой мешок. Посередине — огонь, над которым — чайник. Дым уходит в верхнее отверстие юрты. Тут же вертятся шесть собак. Хозяин встретил нас гостеприимно, предложил чаю и оленьего мяса. Радушно предоставил ночлег в юрте. Мы вежливо отказались. Удушливая смесь запахов собак и несвежего мяса выгнала нас наружу. Мы предпочли ночевать на свежем воздухе в своей бязевой палатке. Ночью разыгралась пурга, настолько сильная, что разорвала нашу палатку, хотя она была укреплена камнями. Делать нечего — пришлось, не ожидая утра, одеваться и продолжать путь. Идти было трудно. Тяжелая ноша оттягивала спину и руки. Мы несли крупные образцы, которые хотели серьезно исследовать на базе. Кое-как добрались до базы. Узнав, что к берегам Чукотки идет пароход «Рабочий», решили немедленно всей экспедицией отправиться назад и взять еще больше проб, с тем чтобы отправить их в Москву. Но как взять пробы из промерзшей земли? Пришлось породу взрывать. Как только раздался первый взрыв, к месту работы стали стекаться эскимосы и чукчи. Они никогда не слыхали взрывов и приняли их за раскаты грома. Очень удивились, когда узнали, что этот, «гром» производили обыкновенные люди, ничего общего с божеством не имеющие. Авторитет шаманов был явно поколеблен. С тайным недоверием расспрашивали нас местные жители: можем ли мы взорвать целые горы?... Мы, как могли, объяснили им, для чего, взрываем породу, зачем приехали на Чукотку. Новые знакомые слушали нас с большим интересом, потом помогли перенести пробы на базу. В это время на базе был секретарь Чаунского райкома партии, который хорошо знал чукотский язык. Я его ознакомил с задачами экспедиции, и он рассказал нашим гостям и соседям о том, какую пользу принесет наша поисковая работа государству и местному населению. Он говорил и о том, что на Чукотке разовьется промышленность, что при постройке рудника сюда будет завезено много различных машин, в том числе электрических. Когда чукчи услышали, что на руднике будут машины, «делающие» электричество, которое, кстати, пользовалось у них особым уважением, они изъявили желание послать своих сыновей помогать нашей разведке. Члены экспедиции крепко сдружились с местным населением, изучали его язык, быт и нравы. Чукотку населяют эскимосы и чукчи. У эскимосов, живущих вдоль берега моря, имеются школы, где обучение ведется на эскимосском и русском языках. Все дети эскимосов понимают русский язык. Среди молодежи есть комсомольцы. Занимаются эскимосы в основном охотой на морского зверя — моржей, касатку, нерпу. Ловят кету, горбушу. Весной и особенно осенью охотятся на гусей. Искусно режут моржовую кость. Питаются мясом убитых зверей, которое заготовляют в специальных хранилищах, где оно лежит два года и только на третий год употребляется в пищу. Чукчи — кочевой народ — живут в центральной части Чукотки, в горных районах, где растет олений мох. Главное их занятие — оленеводство. Идеи коллективизации начали проникать на Крайний Север, встречая поддержку и среди населения Чукотки. Оленеводческие колхозы, объединившие бедноту и середняков, получали все большее и большее распространение. Наш лагерь стал проводником советской культуры на Чукотке. Сколько беспокойства он доставил местным шаманам! Шаманы пугали чукчей всевозможными карами свыше, если они будут ходить к нам в лагерь, возить пушнину, помогать в трудных условиях. В ответ на эти угрозы мы еще чаще стали посещать стойбища. Говорили о многом — о советском государстве, о растущей промышленности, о Ленине, чье мудрое учение ведет страну к счастливой и радостной жизни. Дарили фотографии вождей. Вскоре изображения членов правительства приобрели популярность среди местного населения. Эскимосы и чукчи стали рисовать их на моржовых костях. Связь с местным населением крепла с каждым днем. У нас даже появились ученики: два эскимоса и четверо чукчей. Зимой они работали в мастерской, в гараже, изучали моторы, динамо, потом были дежурными по электростанции. В полевых условиях они оказались незаменимыми работниками, выносливыми в больших переходах, хорошими охотниками. Они не раз помогали продовольствием нашим отрядам, отправлявшимся в глубь полуострова. Мы стремились привить ученикам элементарные навыки гигиены. Прежде всего заставили их стричься и регулярно ходить в баню. Это был первый удар по укоренившейся здесь привычке никогда не мыться и не стричься. Все чукчи — мужчины и женщины — носили косички, в которые вплетали различные медные предметы и пуговицы. Молодежь не протестовала. Новые привычки усваивались ими сравнительно быстро. Неприятности начались, когда приехали родители. Им не очень понравился непривычный вид стриженых юношей. Послышались даже настойчивые требования возвратить сыновей в стойбища. После этого визита некоторые ученики стали приходить к геологам с просьбой отпустить их домой, так как наступило время охоты. Это была хитрость, с помощью которой недовольные родители, подстрекаемые шаманами, хотели забрать детей из лагеря. Пришлось приложить немало усилий, чтобы противостоять этим требованиям стариков. Ученики не покинули лагеря. Впоследствии они стали очень хорошими агитаторами и могли сами давать отпор любым отсталым настроениям. Все они потом вступили в комсомол. Зимой лагерь частенько принимал многочисленных гостей — чукчей и прибрежных эскимосов. Эти приемы мы обставляли с большой торжественностью. Навстречу гостям выезжали ученики, лагерь устраивал угощение, предоставлял ночлег. В долгие полярные вечера ученики развлекали своих соотечественников беседами на родном языке о колхозах, о текущей политике. Приезжие слушали с большим интересом. Особенно поражал их момент, когда подросток-чукча во время дежурства на электростанции включал рубильник и давал свет. Могущество юноши в глазах местного населения затмевало чудеса шаманов. Популярность лагеря росла. Круг наших друзей разрастался. Чукчи начали привозить нам продовольствие, свежее мясо и в знак хорошего отношения ни за что не хотели брать с нас деньги. Среди местного населения очень распространена традиция делать подарки и получать их, впрочем и мы не оставались в долгу. Семьи на Чукотке, имеющие много девочек, считались самыми уважаемыми и зажиточными. В прошлом тот, кто хотел получить девочку в жены, шел работать батраком к ее родителям и оставался в семье будущей жены до тех пор, пока девочка не вырастет и не выйдет за него замуж. Мальчики ценились исключительно как будущие охотники, но большой «прибыли» семье не приносили. На Чукотке стали организовываться охотничьи и пошивочные артели, в которые объединялись не только мужчины, но и женщины. Услугами артелей пользовались местное население и экспедиции, едущие на Север. Европейская одежда не приспособлена к суровым климатическим условиям Чукотки. От сильных ветров, пурги и морозов не спасает даже испытанный бараний тулуп. А ветры здесь бывают страшные. Через дырочку от гвоздя в стене нашего фанерного домика за ночь при сильном ветре надувало в помещение сугробы снега. Советские законы стали вытеснять суровые обычаи этой некогда дикой стороны. Еще не так давно женщина в семье была самым бесправным существом. Она не имела права участвовать в общей трапезе. Ей разрешалось только подбирать остатки пищи после того, как муж и гости насытятся. Постепенно отношение к женщине менялось. Женщина в семье — жена и мать — начинала пользоваться уважением. Советская медицина значительно сузила «лечебную практику» шаманов. Русские врачи пользовались среди населения Чукотки большой популярностью. Помню такой случай. Как-то у одного чукчи заболел любимый сын. Врач нашей экспедиции помог ему, и мальчик выздоровел. Мы уехали дальше. Летом у этого чукчи снова заболел ребенок. Стояло жуткое бездорожье... Но ничего не могло остановить встревоженного отца. Он пробежал 180 км до нашей стоянки, умоляя врача помочь сыну. Врач согласился поехать к больному, и они отправились в путь. Не проехали они и полпути, как встретили посланца, который шел объявить отцу радостную весть: мальчику стало лучше, он поправляется.
— Видишь,— заметил благодарный чукча,— ты только обещал помочь, а мой сын уже стал поправляться...
Дни, проведенные экспедицией на Чукотке, были интересными, полными радостного труда. Поисковые работы оказались удачными. Мы обнаружили три месторождения цветных и рудных металлов и ряд перспективных площадей. Зимой мы вели исследования, продолжали разведку, добывали руду, готовились к лету и к заброске продовольствия в глубь Чукотки. Ранней весной, еще по зимнему пути, на самолетах наши отряды были переброшены в районы, предназначенные для исследования. В полярные дни, когда круглые сутки светло, мы работали, не считаясь со временем. В мае, когда в горах появились лавины, отряду топографа Ганешина было особенно тяжело. Как-то под вечер остановились на ночлег в районе Якитики. Расположились на высокой террасе, откуда было хорошо видно, что делается вокруг. Вдруг до нас донесся чей-то голос... Это вдали, под горой, комсомолец из отряда Ганешина — чукча Теничейвон — пел песни. Потом мы разглядели и Ганешина. Наш кашевар сидел у огня, и я дал ему задание, на всякий случай, следить за отрядом Ганешина, когда он будет подходить к ущельям. Мы сидели в палатке, когда раздался отчаянный крик кашевара: «Скорей! Люди гибнут!». Я выскочил из палатки и увидел такую картину. Сверху, из ущелья, ярко освещенного последними лучами солнца, поднимался громадный снежный столб... Шла лавина... Отряд Ганешина был в воротах ущелья. Им грозила верная гибель. Мы кричали что есть силы. Наконец, они нас услышали и, поняв в чем дело, бросились бежать. Момент — лавина с оглушительным шумом вылетела из ущелья, подхватила наших друзей, и они исчезли. Облака снежной пыли еще минут десять обволакивали окрестность. Трудно было разглядеть что-либо. Мы бросились к месту происшествия... Пересекли глубокую речку, промокли насквозь, пока подошли к ущелью. Га-нешина увидели сразу. Он был жив, но в руках его ничего не было. Все инструменты пришлось бросить. Лежащего под снегом Теничейвона мы нашли через несколько минут. Он был ранен. Лавина протащила его метров 250. Быстро оказали помощь, нашли все потерянные инструменты и на следующий день продолжали маршрут, как будто ничего не случилось. Осенью 1937 г. я получил известие, что авиаотряд Каминского переключился на поиски самолета Леваневского и перевезти нашу партию из центра Чукотки на береговую базу не может. Мы решили взять все геологические материалы и отправиться пешком в залив Креста. Но предстояло еще кое-что сделать. Посоветовавшись, мы разделились: мой отряд спустился в низовье Амгуэмы к Ледовитому океану, где нужно было провести некоторые работы; другой отряд отправился обследовать одно из месторождений; потом всем отрядам нужно было доставить на базу собранные геологические материалы.
Уставшим за лето людям предстоял трудный путь: пройти пешком 300 км, пересечь почти весь Чукотский п-ов. При этом помимо вещей, инструментов, каменного материала — проб, мы должны были взять с собой и резиновую лодку. Маршрут проходил по совершенно безлюдной местности. Груз был распределен между всеми, но, чтобы вдохновить людей своим примером, начальники отрядов несли самый тяжелый груз. Когда некоторые рабочие начинали роптать на трудный путь и тяжелый груз, у других было основание сказать: «Смотри, как бодро идут наши начальники». Несмотря на полное бездорожье, сплошные болота, горные реки и начавшиеся заморозки, отряды совершили переход вполне нормально. Весь путь — 300 км — прошли за 12 дней, имея запас продовольствия всего на 6 дней. Мы испытали много трудностей. Но радостно было сознавать, что наши усилия не пропали даром. Экспедиция не только нашла месторождение золота и редких металлов, но и привезла с собой руду. Добычей руды постоянно занимались 2 человека — старый горняк Оленченко, имевший право вести взрывные работы, и Линник, а в свободное время им помогали другие члены экспедиции. Всю добытую руду старались транспортировать на берег залива, в места, где ее могли погрузить на суда. В результате, руды оказалось на целый пароход. Благодаря помощи И. Д. Папанина, который дал указание вывезти руду, она была доставлена во Владивосток. Реализация руды во многом покрыла затраты экспедиции. Впоследствии И. Д. Папанин, выступая на общем собрании работников Главсевморпути, ставил нас в пример, говоря о том, что надо вести исследование Арктики «не одними теоретическими рассуждениями, но чтобы давать как можно быстрее отдачу государству, вводя в орбиту промышленного освоения вновь найденные месторождения полезных ископаемых одновременно с исследованиями». Представленный нам отчет о результатах экспедиции получил хорошие отзывы специалистов — Д. И. Щербакова, И. Ф. Григорьева, В. М. Крайтера. Нам удалось доказать рентабельность эксплуатации рудных участков. Впрочем, нашлись и противники, всячески мешавшие освоению найденных нами богатств. Но в 1940 г. правительственная комиссия сочла данные по запасам в нашем отчете не только бесспорными, но и минимальными. Шли годы, началась война. Участники нашей экспедиции Ганешин, Миляев, Шубин и я оказались на фронтах Отечественной войны. Наши Чукотские месторождения эксплуатировались и давали крайне дефицитный для страны металл. Как-то я получил на фронте письмо от Миляева. Он писал, что, когда бойцы стреляют противотанковыми патронами и поражают неприятельские танки, ему кажется, что в этих патронах есть редкие металлы, совместно нами открытые. В нашей переписке было немало послевоенных планов дальнейшего исследования Севера... Но, к большому сожалению, Миляев и Ганешин пали смертью храбрых. Шубин вернулся после тяжелого ранения, я тоже был тяжело ранен и контужен. Но мы были счастливы, когда И. Д. Папанин в 1945 г. принял наше предложение и способствовал организации новой экспедиции на побережье Таймыра. Но это уже другая тема...