Интрига
Есть такое место! Называется оно Матсалу - Матсалуский заповедник, который находится в Прибалтике, на западном побережье Эстонии. В брошюре об этом заповеднике я прочел: «В один из апрельских дней на Матсалуском заливе было насчитано сорок тысяч лебедей...» В общем, эти «сорок тысяч лебедей» овладели воображением нашей киногруппы «Завтрашняя Земля». Все мы лихорадочно готовились к встрече с «сорока тысячами». Только директор картины, уставший от наших «лебединых песен», однажды сообщил, что все эти сорок тысяч давно уже сидят у него «вот здесь», и выразительно хлопнул себя по затылку. Группа естественно была заинтересована, как они там размещаются, чем кормятся, но директор не дал удовлетворительного объяснения.
И вот, наконец, мы в Матсалу. Что такое Матсалу? Это сорок островов и островков, залив, луга и тростники. Три тысячи гектаров непролазной чащи тростниковых зарослей, которые прорезает канал реки Казари. Сойдешь с дамбы канала, сделаешь пару шагов - вода до колен, дальше - до пояса, еще дальше - как повезет... А вокруг - трехметровая стена из тростника и крикливое облако из чаек. В самых «крепких» местах гнездится серый гусь - гордость Матсалуского заповедника. Но нам нужны были лебеди. Сотни, тысячи, сорок тысяч лебедей. Наконец-то наша лодка вырвалась из камышовых крепей на чистую воду. Вдали на горизонте появился легкий белых штрих. Штрих рос, превращался в белое облако - поверхность залива была «белым бела» от лебединого множества. Птицы кормились. Они опрокидывались в воду, их лебединые шеи уходили книзу, а над водой оставались торчать только белоснежные зады. Наша лодка шла вдоль границы лебяжьих вод, и мы созерцали этот своеобразные парад. Так мы встретились со своими «сорока тысячами». Киногруппа разделилась на «загонщиков» и «съемщиков».
Первый блин...
Ноги тяжелой рапидной камеры глубоко погрузились в илистое топкое дно залива. Лимитированная длиной сапог: мини - ниже колен, миди - до пояса, макси - до горла, погрузилась в воды залива операторская группа. «Загонщики» во главе с режиссером заняли места в лодке. Началась киноохота... Стаи паслись на мелководье. Между погружениями лебеди переговаривались между собой - птицам всегда есть, что сказать друг другу. Мы старались «сблизиться» с ними, но лебеди с сознанием собственного достоинства начали удаляться. Большие белые птицы величаво и легко уходили от нас, скользя по воде на своих не помятых лебединых грудях, время от времени распуская, как паруса, огромные крылья, которые волей художников перешли к ангелам. Режиссерский корпус налег на весла, и лебеди, сохраняя горделивые позы, поплыли быстрее. Стая неумолимо сохраняла дистанцию и совсем не собиралась поворачивать в ту сторону, где в холодной воде коченели «съемщики». Охота с киноаппаратом не получалась... Когда птицам надоели наши маневры, они стали подниматься в воздух. Бухта превратилась в летное поле. Лебеди разбегались, шлепая по воде лапами, полулетя, полупробегая метров двадцать, затем отрывались от воды, вытягивали шеи совершенно прямо, вперед, и редкими, но мощными взмахами крыльев набирали скорость и высоту. Взлетев кучно, птицы перестроились в воздухе кильватером - в цепочку -и улетели в другую часть залива.
Съемочный день был закончен.
Томительное ожидание
Мы построили шалаши-засады, в которые забирались с ночи, мы пытались подъехать с камерой на лодке, но лебеди не хотели сниматься. Нашими скудными трофеями были только дальние планы. А где-то там, в далеком каштановом Киеве ждала полезный метраж начальник производства. А полезный метраж не шел. Ночами не спалось - это были страдные часы крылатых путешественников, и над избой рыбака, в которой мы жили, шел валовой пролет. Плыли высоко в небе караваны птиц, бросая на землю звучные трубные клики. И чем выше пролетала лебединая стая,тем мелодичнее звучали голоса - они напоминали звон серебряного колокола, затихающий вдали. «Клик-лин, клик-лин, клик-лин», - неслись с высоты триумфальные клики, когда стая подлетала к знакомым местам. «Ганг-го, ганг-го, ганг-го», - радостно отвечали им птицы с залива. Эта лебединая перекличка была слышна на много километров. Особенно любили птицы прозрачные месячные ночи. Я стоял, прислонившись к замшелому валуну, и смотрел, как стаи пролетали через голубое блюдце луны, входили в облака, вырывались на звездный простор, и упругая сила больших широких крыльев несла их все дальше к болотам и озерам великой сибирской тундры, где вдали от человека они смогут дать потомство. У этих умных и сильных птиц только один враг - человек. Кто поможет им выжить? Только человек. Сейчас лебеди не попадают на наши столы (это была царская привилегия), но мы отбираем у них все новые и новые земли, где они могут жить. Возвращается птиц с каждым годом все меньше... Это подтверждают и кольца - метки, которые матсалуский орнитолог Тайво Кастепьельд одевает на ноги пернатых. Все чаще из разных мест приходят сообщения о гибели окольцованных птиц. Я возвращался в избу, к горячему чаю и печке. А над избой табун за табуном шли разные птицы. Воздух вверху был словно живой от шелеста и свиста крыльев, призывного курлыканья, мелодичного гоготанья, предостерегающих окликов... Птицы шли на север... Подокнами, в лунных пятнах на воде выпрыгивала и с шумом плюхалась нерестующая рыба. Разве можно было заснуть в такую живую весеннюю ночь? Тут уже начинала собираться «в ночное» первая группа «съемщиков» - они должны были засесть в тростниках до наступления рассвета. Но трофеи нашей киноохоты были по-прежнему скромными.
А желтый лебедь на пруду...
И тут случился этот «феномен»... Но все по порядку. В тот день оператор был в лодке. Лебеди сохраняли обычную дистанцию - ружейного выстрела. Но мы заметили, что группа птиц отплывает как бы нехотя и даже поглядывает на нас с вежливым интересом. Мы направились к ним. Подплываем все ближе... Оператор припал к визиру, все в лодке заговорили сдавленным шепотом. Гребем плавно и чувствуем, что каждый гребок приближает к нам крупные планы птиц. Еще несколько метров... И тут птицы не выдержали и взмахнули крыльями... Но крылья, какие это были крылья! С нижней стороны они были ... пронзительно-желтого цвета? Это было так неожиданно, что оператор забыл про камеру, и все мы, как завороженные, смотрели на стаю желтых лебедей... Смотрели вслед, пока лебеди не пропали в далекой синеве. Мы не успели снять ни одного кадра... На следующий день группа покинула лебединые воды и отправилась на базу заповедника. Сотрудники заповедника не удивились нашему рассказу, а стали деловито расспрашивать о количестве желтых лебедей, цвете их лап и клювов. Оказалось, что у них было сообщение от английских орнитологов, которые «подкрасили» стаю птиц, чтобы наблюдатели могли на расстоянии узнавать «меченых» и сообщать о путях их пролетов. Когда наша лодка пересекала залив, я заметил на воде великолепное маховое перо, которое уронил желтый лебедь. В это перо я вставил стержень и описал всю эту кинобыль.
Есть такое место! Называется оно Матсалу - Матсалуский заповедник, который находится в Прибалтике, на западном побережье Эстонии. В брошюре об этом заповеднике я прочел: «В один из апрельских дней на Матсалуском заливе было насчитано сорок тысяч лебедей...» В общем, эти «сорок тысяч лебедей» овладели воображением нашей киногруппы «Завтрашняя Земля». Все мы лихорадочно готовились к встрече с «сорока тысячами». Только директор картины, уставший от наших «лебединых песен», однажды сообщил, что все эти сорок тысяч давно уже сидят у него «вот здесь», и выразительно хлопнул себя по затылку. Группа естественно была заинтересована, как они там размещаются, чем кормятся, но директор не дал удовлетворительного объяснения.
Долгожданная встреча
И вот, наконец, мы в Матсалу. Что такое Матсалу? Это сорок островов и островков, залив, луга и тростники. Три тысячи гектаров непролазной чащи тростниковых зарослей, которые прорезает канал реки Казари. Сойдешь с дамбы канала, сделаешь пару шагов - вода до колен, дальше - до пояса, еще дальше - как повезет... А вокруг - трехметровая стена из тростника и крикливое облако из чаек. В самых «крепких» местах гнездится серый гусь - гордость Матсалуского заповедника. Но нам нужны были лебеди. Сотни, тысячи, сорок тысяч лебедей. Наконец-то наша лодка вырвалась из камышовых крепей на чистую воду. Вдали на горизонте появился легкий белых штрих. Штрих рос, превращался в белое облако - поверхность залива была «белым бела» от лебединого множества. Птицы кормились. Они опрокидывались в воду, их лебединые шеи уходили книзу, а над водой оставались торчать только белоснежные зады. Наша лодка шла вдоль границы лебяжьих вод, и мы созерцали этот своеобразные парад. Так мы встретились со своими «сорока тысячами». Киногруппа разделилась на «загонщиков» и «съемщиков».
Первый блин...
Ноги тяжелой рапидной камеры глубоко погрузились в илистое топкое дно залива. Лимитированная длиной сапог: мини - ниже колен, миди - до пояса, макси - до горла, погрузилась в воды залива операторская группа. «Загонщики» во главе с режиссером заняли места в лодке. Началась киноохота... Стаи паслись на мелководье. Между погружениями лебеди переговаривались между собой - птицам всегда есть, что сказать друг другу. Мы старались «сблизиться» с ними, но лебеди с сознанием собственного достоинства начали удаляться. Большие белые птицы величаво и легко уходили от нас, скользя по воде на своих не помятых лебединых грудях, время от времени распуская, как паруса, огромные крылья, которые волей художников перешли к ангелам. Режиссерский корпус налег на весла, и лебеди, сохраняя горделивые позы, поплыли быстрее. Стая неумолимо сохраняла дистанцию и совсем не собиралась поворачивать в ту сторону, где в холодной воде коченели «съемщики». Охота с киноаппаратом не получалась... Когда птицам надоели наши маневры, они стали подниматься в воздух. Бухта превратилась в летное поле. Лебеди разбегались, шлепая по воде лапами, полулетя, полупробегая метров двадцать, затем отрывались от воды, вытягивали шеи совершенно прямо, вперед, и редкими, но мощными взмахами крыльев набирали скорость и высоту. Взлетев кучно, птицы перестроились в воздухе кильватером - в цепочку -и улетели в другую часть залива.
Съемочный день был закончен.
Томительное ожидание
Мы построили шалаши-засады, в которые забирались с ночи, мы пытались подъехать с камерой на лодке, но лебеди не хотели сниматься. Нашими скудными трофеями были только дальние планы. А где-то там, в далеком каштановом Киеве ждала полезный метраж начальник производства. А полезный метраж не шел. Ночами не спалось - это были страдные часы крылатых путешественников, и над избой рыбака, в которой мы жили, шел валовой пролет. Плыли высоко в небе караваны птиц, бросая на землю звучные трубные клики. И чем выше пролетала лебединая стая,тем мелодичнее звучали голоса - они напоминали звон серебряного колокола, затихающий вдали. «Клик-лин, клик-лин, клик-лин», - неслись с высоты триумфальные клики, когда стая подлетала к знакомым местам. «Ганг-го, ганг-го, ганг-го», - радостно отвечали им птицы с залива. Эта лебединая перекличка была слышна на много километров. Особенно любили птицы прозрачные месячные ночи. Я стоял, прислонившись к замшелому валуну, и смотрел, как стаи пролетали через голубое блюдце луны, входили в облака, вырывались на звездный простор, и упругая сила больших широких крыльев несла их все дальше к болотам и озерам великой сибирской тундры, где вдали от человека они смогут дать потомство. У этих умных и сильных птиц только один враг - человек. Кто поможет им выжить? Только человек. Сейчас лебеди не попадают на наши столы (это была царская привилегия), но мы отбираем у них все новые и новые земли, где они могут жить. Возвращается птиц с каждым годом все меньше... Это подтверждают и кольца - метки, которые матсалуский орнитолог Тайво Кастепьельд одевает на ноги пернатых. Все чаще из разных мест приходят сообщения о гибели окольцованных птиц. Я возвращался в избу, к горячему чаю и печке. А над избой табун за табуном шли разные птицы. Воздух вверху был словно живой от шелеста и свиста крыльев, призывного курлыканья, мелодичного гоготанья, предостерегающих окликов... Птицы шли на север... Подокнами, в лунных пятнах на воде выпрыгивала и с шумом плюхалась нерестующая рыба. Разве можно было заснуть в такую живую весеннюю ночь? Тут уже начинала собираться «в ночное» первая группа «съемщиков» - они должны были засесть в тростниках до наступления рассвета. Но трофеи нашей киноохоты были по-прежнему скромными.
А желтый лебедь на пруду...
И тут случился этот «феномен»... Но все по порядку. В тот день оператор был в лодке. Лебеди сохраняли обычную дистанцию - ружейного выстрела. Но мы заметили, что группа птиц отплывает как бы нехотя и даже поглядывает на нас с вежливым интересом. Мы направились к ним. Подплываем все ближе... Оператор припал к визиру, все в лодке заговорили сдавленным шепотом. Гребем плавно и чувствуем, что каждый гребок приближает к нам крупные планы птиц. Еще несколько метров... И тут птицы не выдержали и взмахнули крыльями... Но крылья, какие это были крылья! С нижней стороны они были ... пронзительно-желтого цвета? Это было так неожиданно, что оператор забыл про камеру, и все мы, как завороженные, смотрели на стаю желтых лебедей... Смотрели вслед, пока лебеди не пропали в далекой синеве. Мы не успели снять ни одного кадра... На следующий день группа покинула лебединые воды и отправилась на базу заповедника. Сотрудники заповедника не удивились нашему рассказу, а стали деловито расспрашивать о количестве желтых лебедей, цвете их лап и клювов. Оказалось, что у них было сообщение от английских орнитологов, которые «подкрасили» стаю птиц, чтобы наблюдатели могли на расстоянии узнавать «меченых» и сообщать о путях их пролетов. Когда наша лодка пересекала залив, я заметил на воде великолепное маховое перо, которое уронил желтый лебедь. В это перо я вставил стержень и описал всю эту кинобыль.
