Я сидел на ступенях лестницы, которая спускалась от террасы гостиницы к пляжу, и нежился в жарких лучах полуденного солнца. Мы целых полчаса беседовали с доктором Шепардом и его супругой, ожидая «Бэрч-Тайд». Шепарды прилетели накануне и остановились в гостинице, где уже обосновался Боб Дилл и Джон Хаучен. Наконец вдалеке показался какой-то предмет и стал постепенно приближаться. Уже можно было разглядеть оранжевый кран на корме и характерные очертания «Бэрч-Тайда».
Нам хотелось узнать, как прошли погружения у Наярита и все ли готово для погружений в подводный каньон, пересекавший гавань, в которых примут участие Шепард, Дилл и Салас. Они уже пытались связаться по радио с «Бэрч-Тайдом», но безуспешно. Как только судно покинуло Калифорнию, связь стала далеко не идеальной. На диапазоне частот, зарезервированных для связи судна с берегом, судовая рация обычно работала неважно, хотя во время стоянки в Масатлане мы использовали ее довольно удачно. Связаться с дежурным оператором в Сан-Франциско было невозможно, поэтому приходилось прибегать к услугам владельца одной крупной яхты, имевшей более мощную радиоаппаратуру, надежно обеспечивающую связь, когда не было атмосферных помех. Перед самым выходом из Сан-Диего на «Бэрч-Тайде» был установлен приемо-передатчик, работающий на частоте, зарезервированной за институтом Скриппса, но из-за того, что не настроили надлежащим образом антенну, проку от него не было никакого. Кстати, этот диапазон использовался всеми океанографическими судами института Скриппса, плавающими в Тихом океане. Частота, на которой в Штатах обычно поддерживали экстренную связь и мы могли бы вести переговоры с другими судами, была забита рациями мексиканских рыболовецких судов. Единственно надежной оставалась связь на ультракоротких волнах.
«Бэрч-Тайд» входил во внешнюю часть гавани, как рудовоз, плавающий на Великих озерах, подталкивая перед собой водяной вал, который смахивал на огромную кость в зубах у гончей. Судно шло прямо на нас. Когда оно несколько изменило курс, я увидел на корме «Блюдце». «Бэрч-Тайд» сбавил ход, медленно подошел к участку с малыми глубинами и отдал правый якорь. Грохот якорной цепи эхом отозвался в скалах по другую сторону гавани. День стоял чудесный, нигде ни облачка. Уверен, что влажность составляла не больше 30%. Высоко над холмами полуострова реяли бесчисленные фрегаты, иногда в восходящем потоке теплого воздуха парил канюк.
Джон, Боб, доктор Шепард и я отправились на открытом катере, взятом напрокат у экипажа «Триеста». Мы использовали его в том случае, когда с «Шезама» наблюдали за перемещением «Блюдца». Трудное лето, когда «Триест» занимался поисками подводной лодки «Трешер», давало себя знать: катер оказался здорово потрепанным.
На борту «Бэрч-Тайда» нас встретили приветствиями и радостными возгласами.
— Как прошли спуски в Наярите? Все ли пять погружений сделали? — спросил я Ларри.
— Отлично. Лучшего нельзя ожидать. Погода стояла превосходная, море спокойное. «Блюдце» работало прекрасно, были только кое-какие неполадки в приборах. Доктор Каррей остался доволен: уйму времени он наблюдал и фотографировал.
— Ты записал на пленку беседы с ним, оформил отчет? — спросил я, надеясь, что он все сделал: мне надоела эта работа, порученная компанией.
— Ну и тоска это была, — тяжело вздохнул Ларри. — Я представить себе не мог, как утомительно слушать все эти разговоры, а потом составлять из них что-то путное. Надеюсь, больше не придется этого делать. А вообще-то занятие любопытное, я многое для себя почерпнул.
Я обрадовался, что отнимавшую столько времени работу выполнили без меня. Пожалуй, в следующий раз я задержусь подольше.
— Фред говорит, что сегодня мы спустим «Блюдце» для доктора Дилла, — объявил Джерри.
Я ходил по палубе судна, чувствуя себя кем-то вроде туриста или иностранца: вся команда была в шортах или робах, а я все еще в костюме. В Мексике мы все решили не носить форму, выданную компанией, и ходить в шортах или купальных трусах. Поскольку вода в здешних местах была теплой, операторы «Блюдца» надевали более легкую одежду. Каноэ облачился в серый летный комбинезон из хлопчатобумажной ткани. Кен Ланге стал неузнаваем: так он загорел за полторы недели, пока я был в отъезде. Я тоже натянул шорты: надо было готовить «Блюдце» к спуску в каньон. Джо Каррей и его спутники упаковали свои вещи и собирались на берег: им нужно было лететь домой. Мне еще предстояло читать их отчеты, составленные Ларри.
«Бэрч-Тайд» поднял якорь и направился к подводному каньону. Пока доктор Шепард отмечал на карте место, где он вместе с Бобом спустится, Кен изучал перечень профилактических мер, которые следует предпринять перед началом операции. Андре и Боб находились внутри «Блюдца», а Гастон переговаривался с Андре по обычному телефону. Взглянув на Фреда, он кивнул и произнес свое обычное: «Гото-ов!»
Фред в свою очередь дал знак крановщику (сейчас это был Вэл), и «Блюдце» плавно поднялось над своим гнездом. Стрелу крана следовало поднять так, чтобы «Блюдце» не задело днищем за поручни. После необходимых маневров Вэл повернул кран вправо и чуть опустил стрелу, находившуюся теперь в диаметральной плоскости судна, держа аппарат на весу. Если бы судно сносило или оно оказалось бы не в заданном месте, Эрл развернул бы корму. Выйдя на крыло мостика с секстаном, доктор Шепард уточнил положение, затем вернулся в рубку, чтобы отметить на карте координаты места. Из динамика послышался голос Эрла, который говорил, по-техасски растягивая слова:
— Все в порядке. Док Шепард говорит, мы там, где нужно.
Фред жестом показал Валу, что надо спускать. «Блюдце» плавно опустилось на воду, лишь на крышку люка попало несколько брызг. Вода была совершенно прозрачной. Боб раньше говорил, что видимость в здешних водах меняется очень резко: то достигает диковинной величины — 60 метров, то уменьшается до 3 метров, причем в течение очень короткого периода времени.
Гастон, выяснив, что у Андре все в порядке, на прощанье сказал ему «ciao». Телефонный провод и оттяжки отсоединили, и «Блюдце» стало опускаться на дно, До глубины 20 метров мы видели его с палубы «Бэрч-Тайда». Группа аквалангистов из лаборатории электроники и экипажа «Дипстара» ожидала спуска; потом один за другим они прыгнули в воду с громоздкими фотокамерами в руках. «Блюдце» уже успело опуститься на дно. Фотографы принялись за дело: вода была хорошо освещена. До сих пор нам не представлялось случая снимать аппарат на светлом, отражающем лучи фоне. Дно вблизи каньона оказалось песчаным — лучшего нельзя было и желать.
Поскольку я, по существу, отдыхал, в то время как остальные работали, то вызвался вести дежурный катер. Особо никто против этого не возражал. Наблюдать за «Блюдцем» подчас бывает скучно и утомительно, поэтому обязанности водителя и дежурного аквалангиста мы выполняли по очереди. Джон Хаучен регистрировал донесения и приказания, которые сообщал по телефону Боб. В отличие от некоторых ученых, не умеющих пользоваться телефоном, Боб с помощью этого аппарата получал множество сведений. Кроме того, он настоял на том, чтобы Джон связывался с «Блюдцем» в тех случаях, когда сам он был занят или забывал сообщать данные о температуре, глубине, курсе. Это занятие помогало нам следить за «Блюдцем» и не давало оставаться без дела. Зачастую экипаж «Шезама» в продолжение всей операции измерял горизонтальные углы с помощью секстана, после чего на карте определялось местоположение «Блюдца». Если катером управляли правильно и на берегу находились хорошо заметные предметы, определять местоположение с «Шезама» было легче, чем с борта «Бэрч-Тайда», да и точность получалась выше.
Спуск продолжался до тех пор, пока гидронавты не достигли 300 метров — максимальной глубины для «Блюдца». Теперь они продвигались вверх по стенке каньона возле скалы Шепард-Рок — узкой пирамиды, находившейся в 15 метрах от берега. Это был участок сброса песчаных пород. Когда на прибрежном склоне накапливалось достаточное количество песка, угол естественного откоса, составляющий приблизительно 35°, превышался и песок начинал рекой стекать в каньон. Помню фильм, снятый Роном Черчем, где показывались эти «песчаные реки», которые были предметом изучения для Боба Дилла и других ученых во время экспедиций в район Сан-Лукаса. На этот раз песок, похоже, стекал не естественным путем. Боб попросил нас связаться с водолазами из лаборатории электроники, чтобы те столкнули песок на мелководном участке. Сам он, находясь в «Блюдце», в том месте, куда должен был стекать песок по естественному лотку с глубины 85 метров, следил за развитием событий. Наконец с края скалистого сброса по стенке каньона посыпалась тонкая струйка песка. Это продолжалось несколько минут, затем струйка оборвалась. Боб заключил, что для образования песчаных «рек», которые он наблюдал во время прежних погружений, нужно гораздо большее количество песка. Операция была завершена в 4.30. Как объяснил Боб во время доклада о результатах спуска, задача его заключалась в том, чтобы изучить врезанный в граниты каньон на больших глубинах, чем те, которых ему удалось достичь с аквалангом во время прежних экспедиций. Он хотел сравнить процессы образования осадков в здешнем каньоне с процессами в каньонах у побережья Калифорнии — Скриппс и Ла-Холья.
В тот же вечер после ужина Джо Томпсон начал крутить одну из добрых двух десятков картин, имевшихся у нас. Мы высыпали на палубу, служившую кинозалом. Погода в Сан-Лукасе была отменной, свежо, но совсем не холодно, — для демонстрации фильма на открытом воздухе лучше не придумаешь. Когда оканчивалась часть, Маленький Джо угощал нас жареными на сливочном масле кукурузными зернами. Картина оказалась до смешного дрянной — с пиратами, парусниками; гораздо любопытнее были замечания, которые отпускали по этому поводу Гастон и Андре.
Позднее я прослушивал магнитофонную пленку с записями, сделанными Джо Карреем во время спуска возле островов Трес-Мариас. Джо раньше с борта надводного судна изучал в этом районе глубины и профили донных осадков. Он искал древнюю береговую линию и береговую зону, которые давно скрылись под водой, а также выяснял, осаждаются или размываются породы в районах выше и ниже этой зоны. Он обнаружил древнюю отмель и панцири моллюсков, оставшихся в осушной зоне, на глубине 110 метров. Возраст этого участка отмели, по его мнению, составлял примерно 18 000 лет. «Блюдце» подняло на поверхность два образца пород для Джо. На 135 метров ниже этого участка дно имело иной характер. То была зона, находившаяся под водой по крайней мере 50 000 лет, то есть она относилась к эпохе плейстоцена, если использовать геологический календарь. Исследователи обнаружили также множество камбал, креветок, несколько крабов и массу осколков раковин. После того как «Блюдце» поднялось выше, Джо заметил невероятно плотное скопление крабов Galathea, плававших и копошившихся на дне. Крабы, шевеля клешнями, все время переворачивали донные отложения и мутили воду.
Ларри рассказал о любопытном эпизоде. Жаль, что меня не было тогда с ними! Во время перехода от одного острова к другому, где предстояло производить серию погружений, «Бэрч-Тайд» попал в жестокий шторм. Взглянув на карту, Эрл заявил, что от ветра и волн можно укрыться с подветренной стороны какого-нибудь острова. Самый крупный из них показался наиболее надежным, правда, Эрл заметил около него на карте что-то похожее на границы запретной зоны. Тем не менее они взяли курс на этот район: надвигались сумерки. Остров и в самом деле был идеальным местом для укрытия: высокие крутые скалы, большая глубина. Только тут и можно было переждать штормовую ночь. Экипаж, почувствовав себя в безопасности, смотрел под свист ветра фильм, как вдруг послышался стук мотора, на катере ярко вспыхнули прожекторы. На борт судна поднялись два вооруженных стражника и, обращаясь к Эрлу, сердито заговорили по-испански. Разве он не знает, что здесь якорная стоянка запрещена? Остров является местом ссылки, и «Бэрч-Тайд» должен немедленно отойти от него. Протестовать было совершенно бесполезно. Здесь никому не разрешено появляться, даже scientificos. Команда судна с неохотой выбрала якорь. Всю ночь судно дрейфовало, волны швыряли его как щепку.
Наутро решили произвести тренировочный спуск и заняться подводными съемками южнее острова. На борту «Блюдца» находились Джо Томпсон и Андре. Не успело оно коснуться дна, как на «Бэрч-Тайд» по радио передали приказ: судно должно отойти от острова не менее чем на две мили. Фред связался с Ларри и велел ему сообщить гидронавтам, что нужно всплывать. Нам уже мерещились наведенные на нас пушки канонерской лодки. Всплывшее на поверхность «Блюдце» мы подняли на борт судна и спешно убрались восвояси. Этот остров явно не предназначался для научных исследований.
Каррей, рассказывая о другом погружении, поведал о том, что видел несколько крупных зеленых черепах, торопливо пожиравших что-то. Когда «Блюдце» приблизилось к ним, черепахи отплыли в сторону, но одна-две все-таки возвратились назад и принялись лакомиться креветками. Глубина составляла 180 метров. Должно быть, черепахи обладали удивительной выносливостью: ведь, чтобы сделать вдох, они должны подниматься на поверхность.
В тот вечер я лег в постель, думая о нашей работе, о «Блюдце». Как хорошо, что я снова на «Бэрч-Тайде», среди своих друзей. Район, в котором мы находились, был поистине Меккой для туристов. Вряд ли мне удастся убедить своих коллег, оставшихся в Штатах, что работа, которую мы здесь выполняем, бывает трудной, утомительной, а временами просто неприятной. Но сейчас все у нас шло как по маслу. Одним мы были недовольны: полученные во время подводных съемок фотографии оказались более низкого качества, чем можно было бы ожидать. Поскольку теперь лаборатории Голливуда, где проявляли наши цветные пленки, находились далеко, трудно было судить о качестве получившегося фильма. Мы сомневались, что фотовспышка всегда горела в полную силу. Кроме того, не были уверены, что используем пленку с нужной эмульсией. Поскольку в различных атмосферных и климатических условиях должны применяться определенная пленка и разные способы ее обработки, возможностей испортить кадры было хоть отбавляй. Во время одного погружения у Наярита Андре испробовал различные виды кинопленки в одинаковых условиях. Мы ждали результатов, хотя и сомневались в их практической ценности. По-видимому, качество зависело не столько от выбора того или иного вида пленки, сколько от оператора. С этими противоречивыми мыслями я и уснул.
Меня разбудил странный крик калифорнийской чайки. Птица эта походит скорее на крачку, чем на обыкновенную чайку. День обещал быть ясным и солнечным. На фоне неба четко вырисовывались далекие горы. Вездесущие пеликаны уже начали рыбный промысел. Эти некрасивые птицы летают довольно неуклюже. Заметив рыбу, они камнем падают вниз и проглатывают ее. Возле скал собрались целые полчища пеликанов, смотрящих на нас своими огромными немигающими глазами. Спугнуть их было можно, лишь подойдя совсем близко.
Роль наблюдателя на борту «Блюдца» предстояло выполнять доктору Франсису Шепарду, энергичному мужчине шестидесяти с лишним лет. Он один из самых известных и уважаемых специалистов по морской геологии и, пожалуй, крупнейший знаток подводных каньонов. Как и Боб Дилл, Шепард намерен был сравнить характерные особенности здешнего каньона с особенностями других известных и изученных им с помощью «Блюдца» каньонов. Он хотел выяснить, есть ли в каньоне признаки эрозии.
В течение ряда лет Шепард и другие видные специалисты в области морской геологии искали объяснение образованию подводных каньонов. Вначале, когда данных было мало, он высказывал предположение, что каньоны образовались в результате значительного понижения уровня моря в ледниковый период и представляют собой не что иное, как русла рек, находившихся выше уровня моря. Эту теорию пришлось впоследствии отвергнуть: более поздние исследования показали, что уровень моря не мог опуститься на несколько тысяч метров. Голландский геолог Кюнен выдвинул гипотезу, согласно которой причиной возникновения каньонов является течение с меняющимся количеством осадков, представляющих собой как бы густое облако взвеси. Случаи естественного возникновения таких течений были редкими, и причину их образования трудно объяснить. Исследования, проведенные разными учеными в 50-х и начале 60-х годов, дали ряд объяснений, однако убедительной теории появления всех каньонов создать не удалось. Боб Дилл, работая над докторской диссертацией, провел множество наблюдений и пришел к выводу, что эрозия в головной части каньонов объясняется отложением и сбросом осадков.
Погружение происходило благополучно. Боб Дилл и наш гость, доктор Билл Салас, мексиканский ученый, с борта «Шезама» все утро следили за маневрами «Блюдца», экипаж которого составляли доктор Шепард и Каноэ. Аппарат осторожно продвигался вдоль гранитных стенок каньона.
Через четыре часа «Блюдце» всплыло на поверхность, мы собрались, чтобы выслушать отчет доктора Шепарда. Ученого поразило, что ответвление каньона, в котором они начали свой подводный маршрут, было отвесным, а осадки на дне шириной всего несколько метров отсутствовали. Не было и признаков наличия течения. Рябь обнаружили лишь на глубине 270 метров в основном каньоне, где ее заметил накануне и Боб Дилл.
В каньоне Сан-Лукас почти отсутствовали нависшие скалы, типичные для каньона Скриппс. Кроме того, стенки имели крутизну 60—80°, но, в отличие от каньона Скриппс, редко были отвесными.
По мере увеличения глубины каньон становился шире. Первое, что привлекло пристальное внимание Шепарда, были средней величины гранитные блоки. По его словам, они имели удивительно свежую поверхность, словно гранит только что откололи. В изломе можно было разглядеть структуру.
— Я предполагаю, что они упали с крутых скал по соседству во время камнепада, — прибавил Боб Дилл. — Вчера на кромке каньона мы заметили несколько блоков 1,5—2 метра в поперечнике, которые могли в любую минуту упасть вниз.
— На северном склоне, — продолжал Шепард, — насколько я помню, нет свежих трещин, какие были в каньоне Ла-Холья.
— Вы не обнаружили возле этих блоков следов течения? — спросил Боб.
— О да. На углах отчетливо видны промоины. Но я полагаю, что в последнее время течение отсутствовало, так как в промоинах легкий налет ила.
— Вы по телефону говорили, что видимость была неважной,— напомнил Боб, заглянув в записи.
— Это так. Видимость была не больше 6 метров. Почти все время опускалась взвесь, возможно, это была слюда. На глубине свыше 230 метров видимость стала лучше, признаков течения тут не наблюдалось. Да и нигде сколько-нибудь значительного течения я не обнаружил. Правда, один раз я заметил, что «Блюдце» медленно перемещается, несмотря на выключенный двигатель.
В конце спуска гидронавты исследовали стенки каньона (теперь они были совсем отвесными), пытаясь найти следы царапин. В некоторых местах стенки казались отшлифованными, но повсюду их покрывал тонкий слой водорослей, который не позволял хорошенько разглядеть характер поверхности.
Тогда же в боковой стенке каньона на глубине 184 метров обнаружили нишу шириной метра два, в ней Шепард заметил песчаный скат. Гидронавты осмотрели ее, пытаясь выяснить, что там находится. Ниша была слишком мала, чтобы в нее могло проникнуть «Блюдце». Даже если бы она оказалась достаточно просторной, признался доктор Шепард, то он «категорически возражал бы против проникновения в нее». Гидронавты переместились к северной стенке, находившейся на расстоянии 75 метров, затем снова приблизились к южной, а потом стали подниматься на поверхность.
На этом сообщение о 287-м спуске закончилось. Погружения проходили успешно. Все дополнительное оборудование работало без поломок. Даже не верилось. Аккумуляторные батареи поставили под зарядку, чтобы совершить погружение на следующий день. Остатком дня можно было распоряжаться по своему усмотрению.
Несколько человек налаживали акваланги, заряжали баллоны, готовили снаряжение. В половине второго Андре, Каноэ, Джо и Гастон решили наловить на обед рыбы, а мы с Кеном и Ларри исследовать пляж, отделявший полуостров от мыса, носившего название Конец земли. И вот аквалангисты уже в воде.
Этот участок назывался Томболо. Вообще, слово «томболо» означает: «отмель, соединяющая остров с материком и подчас заливаемая морем». Мы высадились на довольно крутой части отмели, которая вела к ответвлению подводного каньона. Верхняя часть перемычки располагалась на 2,5—3 метра выше уровня моря. Длина перемычки составляла около 45 метров. Рядом возвышались отвесные скалы. Перемычка сплошь была усеяна костями пеликанов, многие скелеты появились, видно, совсем недавно. Под скалами лежало несколько больных птиц. Над ними кружили канюки и фрегаты. Один пеликан, похоже, силился приблизиться к воде, но это ему не удавалось. Мы его подняли и опустили на воду, но бедная птица была не в состоянии плавать и мы ее отнесли назад. Второй пеликан, видимо, отлеживался после драки. Птицы спокойно и покорно ждали конца. Мы не устояли перед желанием переименовать отмель, и отныне она, кладбище пеликанов Сан-Лукаса, называлась Отмелью умирающих пеликанов.
Мы побрели, увязая в песке, к другому краю отмели, обращенному к океану. Ширина отмели была 300—400 метров. Я попытался представить себе силу шторма, во время которого всю эту площадь заливало водой. В таком случае волны, неся с собой большое количество песка, перебрасывают его через перешеек, и он падает в каньон. Тихий океан в этот день был довольно спокойным. На крутой берег накатывались волны высотой 30—60 сантиметров. Мы подошли к обширному участку, где на поверхность выходили скальные породы. Там и сям среди разбросанных каменных глыб и плоских плит видны были живописные лужи, оставшиеся после прилива. В водорослях обитали моллюски и другие существа, чувствовавшие себя тут как дома. В камнях плескались волны, рассыпавшиеся брызгами, как много миллионов лет назад. Мы вскарабкались на огромный камень, движимые любопытством. Осторожно переступая босыми ногами по острым выступам гранита, перебрались на другую сторону камня и снова оказались на отмели. Повсюду, куда хватал глаз, не было видно ничего живого.
Солнце, сперва просто пригревавшее, теперь жгло немилосердно. Мы решили искупаться. Вода была великолепной. Нам пришло в голову обогнуть скалу вплавь, вместо того чтобы снова перелезать через нее. Сказано — сделано. Я до такой степени привык к аквалангу и ластам, что обыкновенное плавание было утомительным. Казалось, что я почти не двигаюсь с места, а только впустую дрыгаю ногами. Мы медленно плыли вокруг скалы. Впечатление было такое, что расстояние до отмели значительно больше, чем на самом деле. Я убедился, что недостаточно натренирован, но и мои друзья, в прошлом боевые пловцы, как я заметил, тоже дышат тяжело.
На обратном пути мы осмотрели пляж. Я нашел множество гладких палочек — тех, что охотно покупают туристы. Их было так много, что часть пришлось выбросить. На Отмели умирающих пеликанов в ожидании катера, обслуживающего аквалангистов, пришлось смотреть на грустных птиц. Наконец из-за скалы показался «Шезам», возвращающийся с богатым уловом — рыбой разных видов, несколькими омарами и другим добром. Я уже предвкушал пиршество.
Около 5.30 начало смеркаться. Маленький Джо вытащил большую жаровню и поставил в проходе между фургонами. Когда угли разгорелись, наши коки показали все свое кулинарное мастерство. Лабан и Кьензи принесли рыбу и омаров, пойманных на блесну или руками, и принялись стряпать. Андре тем временем угощал желающих мясом моллюсков, которых он наловил. Я тоже отведал это яство и нашел, что оно здесь вкуснее, чем в Сан-Клементе. Когда первые куски рыбы и омары были готовы, возле жаровни выстроилась очередь голодающих. Маленький Джо принес помидоров, чтобы испечь, достал из холодильника несколько кусков мяса для желающих. Мы положили еду на тарелки и пошли в кают-компанию. К обеду всегда подавали вино, что особенно радовало французов. Фред полагал, что этот обычай имеет такое же важное значение для поддержания боевого духа солдат, как порция рома для моряков. В нашем винном погребе было обычное домашнее вино, и, по словам знатоков, оно было «не таким уж плохим». Еще бы: каждый вечер распечатывали одну-две бутылки.
Мы с Андре и Джо любили в тихие вечера слушать музыку, записанную Джо на пленку в Сан-Диего. Он с Ларри установил в фургоне стереофонический магнитофон, которым мы и пользовались. Андре особенно любил музыку Вивальди, Перселла, Генделя и Баха. Он и сам был неплохим музыкантом, к тому же прекрасно рисовал. Те, кто видел фильм Кусто «В мире безмолвия», помнят, как на борту «Калипсо» в жаркий день Андре играл на виолончели. Тогда шевелюра его была погуще, но улыбка осталась прежней. Именно в эти вечера я пристрастился к музыке эпохи барокко. Мы вновь в вновь проигрывали Генделеву «Музыку на воде». Хотя мы и находились далеко от Темзы, наше судно вполне походило на барку, воспетую композитором.
На следующий день доктор Гильермо П. Салас, которого мы все называли Биллом, директор института геологии при Мексиканском университете, спустился в каньон по одному из ответвлений. Он очень много сделал для того, чтобы добиться для нас разрешения работать в мексиканских водах. Салас полагал, что мексиканских морских геологов наверняка заинтересует исследование материковой отмели, примыкающей к их территории, с помощью подводного аппарата, поэтому он решил ознакомиться с приемами и способами его использования. Сегодня ученый хотел испробовать новую систему слежения за «Блюдцем» и привязать наблюдения к определенному участку дна. Он был недоволен тем, что во время двух предыдущих погружений мы не фиксировали, в какой именно части каньона наблюдали подводный рельеф. Билл предложил использовать карту, на которую нанесена сетка. Перемещаясь вдоль стенки каньона, дежурный катер должен сообщать подводному наблюдателю, в каком квадрате находится в данный момент аппарат, а тот в свою очередь будет отмечать местоположение на такой же карте.
Во время этого погружения выяснилось, что, используя этот метод, доктор Салас действительно мог некоторое время двигаться вдоль определенного контура, правда, при этом появлялись неувязки в определении направления движения «Блюдца». Мексиканский ученый отметил ряд трещин, идущих параллельно каньону.
Между тем доктор Шепард готовился к новому спуску, намеченному на среду, 29 января, чтобы исследовать отвесные склоны неподалеку от Отмели умирающих пеликанов. На участке глубиной 30 метров и песчаным дном вода была удивительно прозрачной. «Блюдце» спустилось по песчаному отлогому склону. Аквалангисты, сопровождавшие аппарат, обнаружили тоненькую струйку песка, скатывающуюся по склону. Прошло немногим более часа, прежде чем с «Шезама» передали распоряжение подготовиться к подъему «Блюдца». Оно поднималось медленно — не работала силовая установка. Что могло случиться с мотором? Гастон, словно рассерженная наседка, дожидающаяся отбившегося цыпленка, стоял на корме, дымя сигаретой, которую он обыкновенно выкуривал без остатка. Он держал в руке кабель телефона: дежурный водолаз должен был присоединить его к корпусу «Блюдца», чтобы Гастон мог связаться с Андре и выяснить, в чем дело. Неподалеку от места спуска на поверхность всплыло «Блюдце». «Бэрч-Тайд», подрабатывая машинами, подошел к нему кормой и, чтобы погасить инерцию, дал ход вперед. И вот послышался знакомый возглас Эрла: «Стоп машины!» Это значило, что водолаз мог спускаться в воду, не опасаясь удара винтов.
«Блюдце», поднятое из воды, мы начали опускать в гнездо. На этот раз залило водой мотор, а выключатель, испортившийся во время погружения Джо Каррея, оказался исправным. Лица у всех были хмурые. Доктор Шепард выглядел особенно расстроенным: еще бы, погружение длилось всего час и пять минут. Он только-только начал свои наблюдения. Но снова пришлось применить контрольное правило: всякое погружение, длившееся более часа, даже если оно оказалось безрезультатным, считается завершенным. В этом случае формально мы выполнили условия, хотя, естественно, клиент остался недовольным. Гастон вместе с Кеном и Джерри осторожно снял двухсильный электромотор. У нас стало правилом: для ремонта мотор демонтировать. Эту операцию и Кен и Ларри освоили достаточно хорошо. Мотор разобрали, и почувствовался запах сгоревшей изоляции. Очевидно, произошло то же, что во время 249-го погружения,— внутрь попала вода, закоротившая обмотку. Гастон и Андре потратили несколько часов на то, чтобы обеспечить герметичность кожуха. Потом поставили новый якорь. Под вечер мотор и кожух собрали, утром его можно было устанавливать на аппарат. Фред заблаговременно запасся несколькими якорями и обмотками возбуждения. Два комплекта обмоток прислали с грузом испытательной станции, один из Марселя, перед тем, как нам отправиться в Мексику. Один комплект уже вышел из строя, второй был установлен на мотор, третий еще оставался в запасе.
Примерно около полудня следующего дня Гастон объявил Фреду, что мотор готов. Андре посоветовал спустить «Блюдце» на воду и проверить герметичность кожуха мотора. Фред постучался ко мне и предложил «прокатиться». Наконец-то мне представился долгожданный случай погрузиться в «Блюдце» под воду.
Погружение было чересчур уж кратким. Мы пробыли около 20 минут на глубине 60 метров, перемещаясь по довольно однообразному песчаному дну. Но для Андре этого оказалось вполне достаточно, чтобы убедиться в исправности мотора. Мне же каждая из 20 минут доставляла неописуемое наслаждение. Теперь я мог смело глядеть в глаза каждому, кто спросил бы меня, совершал ли я погружения в «La Soucoupe Plongeante».
Очутившись на борту «Бэрч-Тайда», мы прикрепили заново балласт, еще раз проверили все устройства, и спустя несколько минут Каноэ вместе с Боб-Диллом, как называли французы Дилла, начали 292-е погружение в головной части каньона, возле рыбоконсервного завода. Билл Салас еще раньше докладывал о том, что заметил глыбу, состоящую из осадочных пород, на глубине 140 метров, то есть гораздо глубже, чем предполагал Боб. Сегодня Боб намеревался исследовать этот участок более тщательно. Если бы ему удалось установить древнее происхождение глыбы, то это означало бы, что в далеком прошлом здесь проходила береговая линия.
«Блюдце» продолжало спускаться в каньон. Около получаса от него не поступало никаких донесений. Собравшись на корме «Бэрч-Тайда», мы грелись на солнце. И тут из динамика послышались слова, подействовавшие на нас, как ушат холодной воды:
— «Блюдце» всплывает. Приготовиться к подъему аппарата!
Погружение от начала до конца длилось час плюс-минус одна минута, в зависимости от того, чьим часам доверять. Все были огорчены. Боб Дилл не успел ничего сделать, хотя погружение укладывалось в минимальную норму. Видно, с мотором произошло что-то серьезное. Повторилась ли вчерашняя история или же ремонтники что-то проглядели? Вторая половина дня ушла на демонтаж мотора. Мы понимали, что с такими частыми поломками трудно рассчитывать на выполнение условий контракта.
Выяснилось, что кожух мотора герметичен и что теперь виной стал новый якорь, который из-за неправильного присоединения перегревался. Это привело к тому, что сгорели и другие узлы мотора. Таким образом, авария была связана не с попаданием в корпус мотора воды, как случилось накануне. Еще более неприятным оказалось известие, что и последний комплект запчастей негоден. А до ближайшего пункта, где можно получить необходимые детали и техническую помощь, — 750 миль! Мы рассчитывали, что необходимый ремонт будем производить своими силами, однако, не предполагали, что придется перематывать обмотку якоря. По-видимому, единственный выход из положения заключался в том, чтобы отправить мотор для ремонта в Штаты. Фред уже сделал ряд запросов в различные филиалы компании «Вестингауз» и ждал ответа.
Остальные наши клиенты, расстроившись, принялись упаковывать свое снаряжение, чтобы вернуться в Сан-Диего и там ждать, когда «Блюдце» отремонтируют. Боб Дилл остался на судне, чтобы при помощи акваланга исследовать участки дна, представляющие интерес с геологической точки зрения.
В конце концов мы решили, что Джерри и Гастон все якоря и обмотки возбуждения отвезут в Лос-Анджелес для перемотки. В ремонтной мастерской, принадлежавшей компании «Вестингауз» и находившейся в Комптоне (штат Калифорния), с которой договорился Фред, обещали к концу недели сделать все, что требуется. Джерри и Гастону повезло: на принадлежавшем гостинице самолете, улетавшем в Сан-Диего, нашлось место. В Комптон они прибыли поздно вечером. Не очень-то верилось, что к понедельнику они вернутся.
Между тем к нам на несколько дней прилетел Том Хортон, чтобы помочь в трудную минуту,— такой уж он был человек. Мы шутя накинулись на него: дескать, не появлялся до тех пор, пока мы не прибыли в Сан-Лукас, где истинный рай для аквалангиста.
Снова приходилось «загорать»: работы было мало. Мы с Томом присоединились к Бобу Диллу, Джону Тейзену, Джо Томпсону и Рону Черчу, которые собирались спуститься в аквалангах по склону, ведущему в одно из ответвлений подводного каньона. Все надели легководолазное снаряжение. «Мокрые» гидрокомбинезоны оказались как нельзя кстати. Хотя вода в верхних слоях была восхитительно теплой, на глубине свыше 30 метров температура ее значительно понижалась. Томпсон, Тейзен и Черч выполняли обязанности фотографов. Все они имели камеры разных конструкций. Боб хотел, чтобы аквалангисты сфотографировали вешки, которые он вбил в стенку каньона год назад. Сначала Дилл и фотографы нырнули на 50 метров, чтобы бегло осмотреть стенку каньона и определить, из чего она сложена — из гранита или осадочных пород. Они вернулись и сообщили, что склон, как и предполагалось, гранитный и что они обнаружили ответвление, о существовании которого не подозревали. Джо и Джон нашли настоящее сокровище — несколько кусков черного коралла. Рон Черч приехал в Сан-Лукас по собственной инициативе, хотя прежде работал для «Вестингауза» и лаборатории электроники на договорных началах. Он привез целый арсенал камер, вызвавший у Джо Томпсона черную зависть.
Во время второго «захода» мы спустились на глубину около 18 метров и оказались на гладком, покрытом илом склоне. Наша задача, объяснял Боб, заключалась в том, чтобы вбить в поверхность дна по прямой линии несколько вешек. Один плыл впереди, втыкая вешки, двое других аквалангистов двигались следом и поправляли их. Делать это приходилось осторожно, чтобы не взбаламутить воду. Видимость была всего 5—10 метров. После того как это было сделано, Боб повел нас вниз по склону, и вскоре мы очутились перед выходом на поверхность коренных пород. Оказалось, что это та самая скала, которую он обнаружил во время погружений на борту «Блюдца». Было нетрудно разглядеть пласты: сначала мы приблизились к самой скале, потом поплыли вдоль трещины, рассекавшей эту огромную глыбу, единственную сложенную из осадочных пород в этом районе. Основание глыбы находилось на глубине 40 метров.
Том вместе с одним из фотографов уже плыл наверх: он расходовал воздуха примерно в два раза больше, чем многие из нас, и мы часто шутили по этому поводу. Да и то сказать, однажды он надел двойные баллоны, но когда поднялся на поверхность, то манометр показывал, что воздуха у него осталось не больше, чем у его напарника, нырявшего с ординарным баллоном. Просто бывает, что одни люди расходуют много воздуха, другие, как, например, Джо и Андре, меньше. Вскоре я услышал звонок: это означало, что давление воздуха в моем баллоне понижается. Мы с Бобом начали всплывать, возвращаясь к свету солнечного дня. Я старался экономить воздух, но, когда поднялся на поверхность, в баллоне осталось всего 4,5 килограмма. На борту «Бэрч-Тайда», сняв с себя снаряжение, мы стали сверять записи. Боб сообщил о своих наблюдениях за вешками. Судя по искривлению линии, на участках, где осадки неустойчивы, они постепенно сползают вниз. Подобный же метод он применил и в каньоне Скриппс, где пустил в ход разные предметы, в том числе кузова старых машин, доказав тем самым, что на крутых склонах осадки заметно сползают. Бывает, конечно, и так, что осадки обваливаются целыми глыбами.
Подобно голубям, выпрашивающим угощение у посетителей парка, у кормы «Бэрч-Тайда» множество пеликанов громко требовали рыбы, хлеба, словом съестного. Андре заметил одного пеликана, жадно хватающего остатки рыбы, которые он ему бросал. Но бедная птица была не в состоянии что-либо проглотить. Приглядевшись, он увидел, что огромный мешок у пеликана возле самого клюва разорван, очевидно, во время драки или борьбы за пищу. Пеликана поймали и доставили на палубу. Каноэ принес из каюты иголку и нитку и начал зашивать птице разорванный зоб. Птица терпеливо ждала. Операция длилась минут 20 и, похоже, была успешной. Андре отрезал несколько кусочков рыбы, мы открыли пеликану клюв и положили туда пищу. Откинув голову назад, он со счастливым видом глотал рыбу. Теперь это была совсем другая птица. Пеликан вразвалку подошел к корме и плюхнулся в воду. «Доктора» Каноэ поздравили со спасением птицы от голодной смерти. Нам казалось, что этот пеликан потом среди других сородичей кормился возле судна.
Кто-то заметил, что у пеликанов, так сказать, профессиональная болезнь. Эти птицы, сложив крылья, камнем падают в воду. После множества таких погружений зрение у птиц портится, и они в конце концов слепнут. Добывать пищу становится трудно, и они начинают голодать. Вполне возможно, что среди птиц, которых мы видели на Отмели умирающих пеликанов, были и пораженные слепотой.
Во второй половине дня, когда аквалангисты еще ныряли, мы отправились на местный завод посмотреть на ночной улов акул. Мы слышали, что в здешних водах их множество, хотя сами не увидели ни одной — ни во время погружений в легководолазном снаряжении, ни с борта «Ныряющего блюдца». Идя вдоль отмели, мы наткнулись на целую коллекцию туш акул, выловленных рыбаками утром. Мы насчитали 23. Большинство акул достигало в длину 1,8—2 метров. Рон узнал в них галапагосских акул. Тут же на берегу акулье мясо режут на куски и продают; челюсти берут в качестве сувениров, а остов оставляют обчищать канюкам.
Времени было теперь хоть отбавляй, чтобы поближе познакомиться с жителями селения. Кейта Росса Боб Дилл и Джон Хаучен знали уже несколько лет. Помню, когда впервые в Сан-Лукасе я услышал это имя, то подумал: «Имя для мексиканца довольно необычное». Узнав его поближе, я понял, что это англичанин. В Сан-Лукас Кейт приехал пять лет назад из Канады, но родом был из Англии. Он был механиком и вообще мастером на все руки. Если в Сан-Лукас приходила ремонтироваться яхта, то посылали за Кейтом. Он также выполнял обязанности поставщика: снабжал суда всем необходимым, даже «Бэрч-Тайд». Росс бегло разговаривал по-испански, был женат на мексиканке и имел в городе небольшой, но уютный дом. В Канаде работал механиком, но его привлекала жизнь в провинции, где можно ходить в шортах, старой рубахе и босиком. Когда мы впервые отправились искать его, Кейт находился в отъезде, совершал одну из своих многочисленных поездок «в Штаты». Как потом выяснилось, он перегонял на север парусную яхту, владелец которой вместо платы за услугу подарил Кейту красивый, блестевший лаком, но старый пикап марки «Шевроле». Кейт рассказал, что из Санта-Барбары он перегнал эту машину всего за. трое суток. Позднее, катаясь с ним, я понял, почему ему удалось показать такое хорошее время: по песчаным и ухабистым дорогам он ездит с головокружительной быстротой.
С некоторых пор парусные и моторные яхты на пути в Калифорнийский залив стали заходить в гавань Сан-Лукас. Этот район с каждым годом становился все популярнее. Некоторые яхтсмены хотели попасть на «Бэрч-Тайд», чтобы взглянуть на «Блюдце», другие, спустив на воду тузики, наблюдали за нашими операциями. Одна яхта привлекала особенное внимание всех, кто находился в гавани Сан-Лукас. Это была «Гудвилл» — прославившаяся в океанских гонках 161-футовая шхуна. Построенная в славную эпоху парусников, когда стоимость содержания команды и судна была невелика и когда у некоторых людей водились лишние деньжата, она выглядела прекрасно. Экипаж шхуны часто приглашал нас на коктейль и просто погостить. Главный салон, занимавший большую часть средней надстройки, был просторен. Там стояли диваны, столы, пианино, книжные шкафы. С удивительным чувством взволнованности я шел по палубе и представлял себе шхуну, несущуюся со скоростью 12—13 узлов!
Однажды вечером мы с Ларри перед наступлением сумерек покинули «Гудвилл», чтобы поужинать на своем судне. Спустившись по трапу на причал, мы заметили в воде какое-то движение. Оказалось, что целое стадо не то мелких китов, не то дельфинов на полном ходу ворвалось в гавань. Мы сели на «Шезам», завели мотор и двинулись следом за ними, чтобы посмотреть, в чем дело. Вода вокруг буквально кипела. Время от времени из нее выскакивали то одно, а то и сразу два животных. Не доходя до «Бэрч-Тайда», животные круто повернули назад и на полном ходу помчались из гавани; вскоре 150—200 китов, двигавшихся тесным строем, исчезли в просторах океана. Мы решили, что они преследовали стаю рыб и загнали ее на мелководье.
На следующее утро Андре чуть свет был на ногах. Он осматривал кожух мотора: нужно было знать наверняка, что он не станет пропускать воду, когда поставят отремонтированный мотор. Слоем невулканизированного силиконового каучука он покрыл края щитка, закрывающего смотровое отверстие, и уплотнительное кольцо. После того как кожух вместе с сальником вала встал на место, решено было погрузиться на тросе, во-первых, для того, чтобы проверить герметичность кожуха, а во-вторых, чтобы произвести эксперимент — выяснить, удастся ли удержать «Блюдце» на определенной глубине, не опуская до дна.
Пробное погружение предстояло осуществить Кену и Андре. После обеда мы отошли от берега на 6—8 миль, где глубина достигала 500 метров. Облюбованное нами место находилось поблизости от района предстоящих работ. Никаких предметов, за которые мог бы зацепиться трос, на дне не было, поэтому мы сочли разумным привязать «Блюдце» к страховочному концу. Взяв на «Шезам» большую бухту полипропиленового троса, один конец его мы прикрепили к «Блюдцу». Экипаж «Шезама» составили Каноэ, Том и я. Когда «Блюдце» опустили на воду, мы начали потравливать трос. На «Блюдце» оказывало действие незначительное подводное течение, а на нас — ветер противоположного направления, поэтому, чтобы находиться над аппаратом, приходилось все время маневрировать. И все-таки, когда, по словам Андре, «Блюдце» находилось на глубине 300 метров, мы вытравили целых 500 метров троса. Андре и Кен оставались еще некоторое время на этой глубине, но никакого натяжения троса не ощущалось. Эксперимент удался: «Блюдце» удерживается на любой необходимой глубине и ее можно регулировать при помощи изменения количества воды, принятой в качестве балласта. Примерно час спустя «Блюдце» начало медленно всплывать, мы при этом вручную выбирали вытравленный за борт трос. Кен поставил рекорд глубины и продолжительности испытательного погружения. Кроме того (это было важно), выяснилось, что кожух герметичен и воду не пропускает.
В понедельник прибыла вторая группа ученых из лаборатории электроники. В их числе были Эрик Бархем, Боб Брэдли и еще несколько человек. Их доставили на катере, принадлежащем институту Скриппса; это был переоборудованный 65-футовый армейский моторный баркас типа Т-441. По пути ученые делали наблюдения, совершали с аквалангами погружения в разных местах побережья Калифорнийского залива.
Эрик Бархем намеревался продолжать исследование глубоководных рассеивающих слоев (ГРС), начатое в декабре. Довольный прежними результатами, он с нетерпением ждал возможности произвести наблюдения на тех участках, где ГРС особенно плотны и часто встречаются. Эрик пытался исследовать отдельные живые организмы, погружаясь на борту «Триеста-1», но этот большой и тяжелый аппарат опускался слишком быстро, чтобы можно было произвести соответствующие наблюдения.
К нашему удивлению и радости, во второй половине дня во вторник из Сан-Диего прилетели Джерри и Гастон на специально арендованном самолете. Они привезли заново перемотанные якоря для электромотора. На ремонтном заводе действительно разбирались в этом, и мы могли продолжить работы с «Блюдцем». Совершив в конце дня испытательное погружение, мы были готовы к новым операциям. Я предчувствовал, что теперь дела пойдут на лад: нам так долго не везло, должна же наступить полоса удачи! Кроме того, мы немного поразмякли, наслаждаясь вынужденным оплаченным отпуском, и теперь горели желанием работать. В худшем случае придется совершить несколько кратковременных погружений, «восполнив ущерб», нанесенный доктору Диллу и доктору Шепарду.
Первое погружение, назначенное на среду, следовало начать не позднее 5 часов утра, чтобы аппарат очутился в гуще планктона, образующего ГРС, который, поднявшись к поверхности ночью, возвращается в глубины с первыми лучами солнца. В 3.20 застучал брашпиль, с монотонным металлическим звоном выбирая якорную цепь, и я, вздрогнув, проснулся. Сегодня мне предстояло впервые дублировать Фреда, чтобы вместо него руководить операцией спуска и подъема, когда он в конце месяца уедет в Штаты. Эта операция обычно проходила гладко, поскольку каждый знал свое дело. Однако, как бывает всегда, когда впервые берешься за какое-то дело, я немного нервничал. Налив на камбузе кружку горячего кофе, я направился на переднюю палубу. Судно уже двигалось, плавно рассекая воду гавани. Небо было темное, но без туч. Над горизонтом я заметил своего старинного друга — созвездие Южный Крест. В бурунах, расходившихся по обе стороны от форштевня, фосфорически светилась вода.
Спустя 40 минут судно было на месте. Шла заметная волна, дул ветер, скорость которого достигала 5 метров в секунду. Мы спустили на воду «Шезам» и передали Ларри гидролокатор. Хотя «Бэрч-Тайд» стоял спокойно, катер подбрасывало и било о борт судна. Внимательный осмотр показал, что аппаратура на «Блюдце» в порядке; похоже, все было готово к спуску. Эрик Бархем, который поспешно полез внутрь «Блюдца», выглядел лихо в своем толстом свитере, с седой хемингуэевской бородой. В четверти мили от нас виднелись ходовые огни катера Т-441, лежащего в дрейфе. Он покачивался, проваливаясь между волнами. Задача катера Т-441 состояла в том, чтобы с помощью прецизионного эхолота (PDR) точно определить расположение ГРС и сообщить нам глубину, на которой он находится. В свою очередь «Шезам» должен был сообщать Эрику, где находятся массы организмов, образующих ГРС. Было 4.55. Взяв трубку радиотелефона, с помощью которого мы связывались с мостиком «Бэрч-Тайда», я нажал на клавишу:
— О-кей, Эрл. У нас все готово. Прошу повернуть судно кормой к ветру.
Из-под винтов ударила струя воды, и корма стала плавно двигаться на ветер.
— Стоп машины! — послышалось в динамике трансляционной сети.
Я отошел, чтобы взглянуть, готов ли Гастон. Тот поднял вверх большой палец: «Все в порядке!» Я дал знак Кену, сидевшему на кране, и тот, кивнув, стал поворачивать стрелу. «Блюдце» повисло над водой. Прожектор освещал поверхность воды: нужно было уловить момент, когда опускать аппарат. Весь фокус, как объяснял мне Фред, состоял в том, чтобы «Блюдце» оказалось на гребне волны. Я подождал, пока пройдет несколько волн. Кен, которому лучше было видно, тоже ждал. В подходящий момент я дал ему знак «майна». Кран опустил аппарат на воду, и я дернул за оттяжку. Гак щелкнул, теперь «Блюдце» связывал с нами лишь страховочный трос. «Не так уж плохо»,— подумал я про себя,— правда, подъем будет не столь простым». Итак, погружение номер 295 началось. Едва опустившись под воду, на «Блюдце» включили прожектора. Это было великолепно: аппарат, окруженный бледно-голубым ореолом, явственно выделялся на черном фоне.
Эрик Бархем рассчитывал за два дня совершить четыре погружения: два утром и два вечером. Он предполагал, что пускать в ход мотор и включать освещение почти не придется. Таким образом, мы могли успеть в промежуток между погружениями Бархема совершить еще два спуска продолжительностью четыре часа и за восемь часов, когда «Блюдце» будет находиться на палубе, подзарядить аккумуляторы.
«Блюдце» медленно опускалось до глубины 75 метров, а тем временем доктор Бархем производил свои наблюдения. Организмами, образовавшими ГРС, были сифонофоры, похожие на медуз. Этих животных окружало множество рыб-фонариков и кальмаров. Прецизионный эхолот на борту Т-441 регистрировал глубину ГРС. Эта информация передавалась экипажу «Блюдца» по подводному телефону, чтобы наблюдатели в аппарате могли увязать ее со своими данными. «Блюдце» опустилось на глубину примерно 140 метров, где «зависло» на несколько часов, изучая окружающий мир. Для экономии электроэнергии, а также для того, чтобы не привлекать организмы, не подлежащие изучению, фары включались на две минуты с паузой в три минуты.
Первыми начали миграцию в нижние слои медузы и рыбы-фонарики. Но, по мнению доктора Бархема, миграция эта была не четко выраженной: одновременно перемещалось всего несколько особей. В числе мигрирующих животных, что удивило ученого, оказались небольшие пелагические крабы. Их обнаружили на нескольких уровнях. Спустя некоторое время в нижние слои мигрировала основная масса организмов, составляющих ГРС. «Блюдце» опустилось на глубину 270 метров. Во время спуска наблюдатели заметили нескольких креветок, рачков и других эуфаузиид, но концентрированного скопления животных не было.
С катера сообщили, что верхние слои переместились на глубину 270 метров и простираются до глубины 350 метров. Примерно в это же время доктор Бархем наблюдал отдельные экземпляры рыб-фонариков, а затем ниже, на 300 метрах, обнаружил буквально сотни их. Немного погодя «Блюдце» начало всплывать, выкачивая за борт водяной балласт. Очевидно, привлеченные огнями, вместе с ним поднимались рыбы-фонарики. Когда огни выключили — рыбы отстали. На глубине 75 метров эхолот обнаружил крупное скопление организмов, но, странное дело, наблюдатели, находившиеся на борту аппарата, не заметили ничего. На этой глубине доктор Бархем увидел лишь отдельные экземпляры гетероподов, моллюсков, которых он никогда прежде не наблюдал в верхних слоях. Кроме того, он заметил пелагических крабов двух разновидностей. «Блюдце» наконец всплыло на поверхность, пробыв под водой 5 часов и 5 минут.
Фред дал мне возможность руководить операцией и по подъему аппарата. При свете дня сделать это было проще. К моему удавлению, подъем прошел без малейшей заминки.
«Бэрч-Тайд» взял курс на гавань. Мы поставили батареи на подзарядку, осмотрели аппарат и прилегли соснуть. Мертвый час продолжался до 15.30. Затем судно снова направилось к месту погружения, чтобы перед самым закатом спустить «Блюдце» на воду и доктор Бархем смог пронаблюдать за теми же организмами, уже начавшими миграцию к поверхности.
Чтобы понять причины этих миграций, нам нужно было узнать гораздо больше, чем было известно до сих пор.
Следующие три погружения прошли удачно, и, как и при любом продолжительном исследовании, не успевало окончиться одно наблюдение, как начиналось другое. Мы спали по 3— 4 часа, так как нужно было успеть подготовиться к очередному длительному погружению. Доктор Бархем был очень добросовестным ученым и обладал удивительным терпением, но к концу четвертого погружения даже он утомился. Поскольку все проведенные им операции были похожи одна на другую, я не каждый раз расспрашивал его. По словам ученого, наблюдения, проведенные во время четырех последовательных погружений, представляют чрезвычайную научную ценность. Он был уверен, что слой, поднимавшийся вечером, состоял из таких же организмов, какие опускались на следующее утро. На основании этого вывода он мог определить, когда те или иные животные начинают миграцию. Исключение составляли пелагические крабы, замеченные во время первого погружения: при четвертом спуске «Блюдца» этих животных он не видел.
По поводу крабов доктор Бархем заметил: «Их появление — любопытный факт, потому что эти животные плохие пловцы. Обычно они неподвижно сидят, растопырив свои конечности. Если направить на них яркий свет, они чуть шевельнутся и снова ни с места. И все же им удавалось каким-то образом регулировать свою плавучесть, медленно опускаясь или поднимаясь, в зависимости от общего направления движения мигрирующих животных. Возможно, это происходит в результате изменения количества масла в организме, возможно, используется какой-то иной способ, не известный до сих пор ученым. Основная масса ГРС — миктофиды, или рыбы-фонарики. Они несколько, раз оказывались в поле нашего зрения, так что на этот счет сомнений быть не может».
По мнению доктора Бархема, эти работы, возможно, представляют собой первые успешные попытки увязать данные о ГРС, полученные с помощью эхолота, с непосредственными наблюдениями и фотографиями отдельных организмов. Он считал «Блюдце» прекрасной лабораторией, из которой можно почти вблизи рассматривать рыб и иных обитателей океана. Миграция была столь неотчетливой, что, если бы не внимательное изучение, можно было бы и прозевать этот процесс. Подсчитав число погружений и время, проведенное наблюдателями под водой, я сообщил Тому Хортону, что прибавилось еще 14 часов работы в аппарате, причем за какие-то 38 часов. Мы еще никогда так интенсивно не использовали «Блюдце».
Мы сделали небольшую передышку и стали готовить «Блюдце» к погружениям с Дугом Инманом, сотрудником института Скриппса. Дуг собирался обследовать район Сан-Лукаса, а потом каньон в гавани Лос-Фрайлес, находившейся севернее. Доктор Инман спустился в каньон, следуя примерно тем же маршрутом, что и Дилл с Шепардом. Он обнаружил признаки довольно сильного течения в основной части каньона: рябь, промоины и булыжники. В отличие от других наблюдателей, он отметил на глубине 300 метров наличие течения скоростью 0,2 метра в секунду. Правда, больше погружение не принесло сколько-нибудь значительных результатов. И все же оно было особым для экипажа «Блюдца», состоящего из сотрудников фирмы «Вестингауз» и Управления французских подводных исследований. Это было 300-е по счету погружение аппарата, носящего название «La Soucoupe Plongeante». У наших французских друзей было заведено праздновать каждое 50-е погружение. На этот раз, когда исполнявший обязанности командира Кьензи и доктор Инман вылезли из батискафа, их приветствовали дружным криком «ура!», встретили традиционной чашкой горячего какао и слепящими вспышками ламп фотокамер, которые держали в руках Джо и Рон. Погружение завершилось под вечер, поэтому Маленький Джо нажарил мяса. В довершение всего выяснилось, что наш добрый кок испек и торт — точную копию «Блюдца». Сверху он залил его глазурью, фрукты изображали сопла водометов, конфеты различной формы — наружные приборы. То было настоящее произведение искусства. Все восхищались этим чудом, фотографировали его и в конце концов... съели.
На следующей неделе на борту «Блюдца» спускался биолог из института Скриппса доктор Розенблатт, профессор Мексиканского университета Пресбитуро, Джон Хаучен и под конец Боб Дилл. Последние два спуска представляли наибольший интерес и потому, что мы переместились в новый район, и потому, что прошли они удачно. Боб с нетерпением ждал возможности совершить погружения в гавани Лос-Фрайлес. Вместе с другими геологами-аквалангистами он не раз во время предыдущих экспедиций производил тут исследования головной части каньонов. На этот раз ему хотелось спуститься на более значительную глубину, чтобы попытаться обнаружить следы эрозии, перемещения осадков вниз и выяснить, нет ли там нависших над каньонами стенок.
Лос-Фрайлес, что в переводе означает монахи, представляет собой уединенное место, которое находится приблизительно в 45 милях к северо-востоку от Сан-Лукаса. С северо-востока крутые горы подступают к самой воде, а подковообразный берег образует естественную гавань. Отмель так резко обрывается, что, хотя судно наше ткнулось носом в песок, глубина под кормой оказалась достаточной. За прибрежной грядой поднимались невысокие холмы, а в глубине острова виднелись приземистые угловатые горы. Кругом не было ни души. Лишь на отмели стояло полуразрушенное здание. По словам Боба, в километре отсюда находилось небольшое селение. Боб сказал, что если после погружения у нас останется время, то мы сходим в гости к жителям этого селения. А пока мы готовились к 308-му погружению.
Боб объяснил нам, что осадки, которые он обнаружил раньше в верхней части ответвлений каньона, переносятся на глубинные его участки, потому что взятые здесь пробы грунта показали сходство с грунтом, взятым на глубине 270 метров. Насколько известно, последний раз каньон размывало в 1962 году во время жестокого шторма. Хотя с той поры разыгрались три таких шторма, значительного количества осадков, вымытых из каньона, обнаружено не было.
«Блюдце» начало спускаться по узкому, шириной всего 5 метров, ответвлению каньона, соединявшемуся с более широким ответвлением. Стены узкости грозно нависали над аппаратом. Ответвление каньона находилось на восточной стороне гавани Лос-Фрайлес. «Блюдце» скользило вдоль отвесных скал, покрытых горгониями. Видимость, по словам Боба, была очень плохой, каких-то 3—4 метра. Ущелье стало совсем тесным. Экипажу приходилось несколько раз давать задний ход и подвсплывать, чтобы продвигаться дальше. Глубина составляла 55—56 метров. Каньон имел асимметричную форму. Наиболее крутой его склон находился с внешней стороны. Видимость была плохой и на более значительной глубине, что объяснялось главным образом наличием взвешенных органических веществ, планктона и какого-то студенистого вещества.
Мы с Джоном Хаученом, находясь на «Шезаме», пытались проложить на карте маршрут аппарата. Я был занят тем, что управлял катером и каждые 4—5 минут измерял секстаном горизонтальные углы. Джон работал с гидропеленгатором, а также выполнял обязанности связиста. С «Блюдца» то и дело докладывали о своих действиях.
Планктон состоял, по-видимому, из диатомовых водорослей — одноклеточных растений, которые светились после того, как прожектора выключали. На глубине около 80 метров обнаружился четко выраженный термоклин — граница температурных слоев. Температура упала с 16 до 13°С. Видимость резко улучшилась. На глубине 170 метров открылся основной каньон. Тут стало просторно — ширина достигала метров 25. На этом участке сливались воедино три ответвления. В продолжение почти всего погружения уклон дна составлял 20°. На участках оползней и районов изменения направления пласта дно было круче. В одном из таких районов «Блюдце» своей механической рукой захватило крупный округлый камень, лежавший у края некоего подобия дюны, состоявшей из крупного песка, гравия и мелких ракушек. Камень этот, по-видимому, стащило сюда оползнем, а не течением. Такие же камни были обнаружены ниже, на глубине 255 метров.
Боб доложил, что отдельные участки стенки покрыты длинными бурыми водорослями, количество которых уменьшалось с глубиной. Тут же заметны были голые, похоже, недавно расчищенные участки, очевидно, появившиеся в результате оползания осадков. Течений скоростью свыше 0,1 узла обнаружено тут не было. Горгонии простирались до 265 метров — самой максимальной глубины, достигнутой во время этого погружения. Каменные стенки имели ровную, гладкую поверхность, чего не бывает на отмелых участках, где различные организмы разрушают породу. На более значительных глубинах наличие свесов указывало на существование каких-то процессов, разрушающих основание склонов. Признаков камнепада, какой отмечен в Сан-Лукасе, не было обнаружено. На глубине свыше 200 метров на дне, покрытом двухсантиметровым слоем осадков, не было видно следов какой-либо деятельности. Перед самым всплытием Боб доложил о том, что обнаружил свежий след оползня. Очевидно, слой осадков, состоящих из мелких частиц, отвалился совсем недавно. Это, вероятно, свидетельствовало о каком-то перемещении, но причиной его были не течения. На глубине 205 метров Боб увидел акулу длиной 1,5—2 метра, которая лениво проплывала мимо.
Мы утратили счет времени. Прошло больше четырех часов. «Блюдцу» пора было всплывать. Даже для нас, находившихся на поверхности, это погружение оказалось интересным: ведь мы были в курсе событий. Позднее, во время отчета, Боб сделал выводы, что погружение дало важные данные: обнаружены свесы в гранитных стенках каньона поблизости от дна, недавно появившиеся обнажения на гранитных стенках, на глубине 255 метров — круглые валуны, какие бывают на отмелях, а также оползни. Все эти явления указывали на то, что осадки смещаются по какой-то неизвестной причине, однако не в результате течения. И это перемещение оказывало определенное влияние на очертания каньона. Подобные наблюдения проливали свет на механику процессов, вызывающих перемещение осадков на отдельных участках морского дна.
Желающих отправиться на берег набралось несколько человек. Боб сообщил, что у жителей селения мало своих продуктов, поэтому они ездят за продовольствием довольно далеко. Маленький Джо давно собирался избавиться от некоторых припасов, оставшихся с той поры, когда «Бэрч-Тайд» стоял в Новом Орлеане. То был рис, бобы, острый соус, перец и другое добро, которое ему не удавалось скормить нам. Поэтому мы отправились на берег, захватив с собой несколько картонных ящиков с продовольствием. Тропинка шла между холмов. Изредка попадались пастбища, на которых паслись немногочисленные стада. Местные жители устраивали довольно надежные загоны. Они обносили их изгородью из растущих тут в изобилии кактусов. Это охлаждало пыл самых упрямых и смелых животных.
Селение насчитывало всего несколько домов с крышами и стенами из камыша. Одна просторная хижина служила кухней для всех жителей общины. Тут хлопотали женщины и дети. Выщербленный горшками очаг был чисто выметен. Несколько женщин толкли в большой ступе зерно. Еще несколько лет назад население Лос-Фрайлес состояло из одних мужчин, но когда появился достаток, туда стали приезжать женщины и дети. Селение находилось довольно далеко, на северном склоне холмов. Жители с благодарностью приняли наши подарки и показали свою ферму, где мы увидели довольно много свиней, кур и коз.
Из селения мы направились в сторону побережья, делая при этом большой крюк. Между тем солнце клонилось к горизонту. На противоположном конце давно не паханного поля виднелся наполовину развалившийся дом. Владелец его умер, и дом остался без присмотра. Строение пострадало главным образом от свирепого северного ветра (chubasco), который дует зимой в течение нескольких суток. Скорость его временами достигает 56 метров в секунду. Неподалеку, в небольшой пальмовой роще, мы обнаружили колодец с превосходной водой. Какое расточительство! Такая вода в этой засушливой местности, а колодцем никто не пользуется! Порогом служил огромный жернов, которым когда-то мяли маис и зерно. Рядом мы увидели гладко отшлифованный каменный пест, положенный в ступу. Не устояв перед искушением, я взял этот предмет, пополнив им свою коллекцию камней, отшлифованных волнами, кусочков дерева и других вещей, найденных на отмелях.
Но моя сокровищница не могла сравниться с коллекцией Андре. Тот везде и всюду собирал кораллы, особенно горгонии, ракушки, которые высушивал на солнце или прятал под каким-нибудь из фургонов, словно пес, нашедший сахарную кость. Спустя неделю запах становился невыносимым. При всякой возможности он подбирал высохшие пеликаньи кости на Отмели умирающих пеликанов и нанизывал их на бечевку. Когда Андре поехал во Францию, он оставил все это богатство — кости, раковины, деревянные сувениры, кораллы — нам. Да, как же я мог забыть, он оставил еще коровий череп. Поскольку Андре не мог сам отвезти эту коллекцию домой, он рассчитывал отправить ее вместе с «Блюдцем». Отъезд Андре был столь же внезапным, как и появление. Как я догадываюсь, это Кусто попросил его вернуться во Францию, чтобы принять участие в длительном эксперименте с использованием подводной лаборатории «Коншельф-III» . Андре предстояло возглавить эту экспедицию.
В последнем погружении в Мексике также принимал участие Боб Дилл. Он продолжал свои наблюдения в каньоне Лос-Фрайлес. По окончании операции мы снялись с якоря и взяли курс на Сан-Лукас: пора было возвращаться. В течение шести недель, несмотря на несколько поломок, объединенный французско-американский экипаж совершил 31 погружение продолжительностью от 20 минут до 5 часов. 23 погружения были осуществлены в научных целях. Геологи исследовали каньоны, определяли их очертания, биологи исследовали ГРС и местную фауну. Этим ученым в течение многих часов предстояло изучать фотографии, фильмы, образцы осадков, магнитофонные записи. Полученные данные послужат основой для научных статей, отчетов и выступлений. Исследования в мексиканских водах обогатили наш опыт, благодаря им мы получили представление о проблемах и трудностях, с которыми может встретиться любая эксплуатационная группа, и о способах разрешения этих проблем. Выяснилось, что решение принять мерилом работы количество погружений, совершенных за месяц, для нас очень не выгодно и в дальнейшем должно быть пересмотрено. Мы по-прежнему полагали, что столь гибкий метод, как наш, благодаря которому удалось производить подводные работы в нужном месте, явятся значительным вкладом в освоение океана. Теперь мы были готовы приступить к следующему этапу программы, который должен начаться спустя несколько недель. Но прежде нам предстояло изготовить и установить на «Блюдце» специальное оборудование для гидро