Не снимая с «Блюдца» приборов, мы попробовали произвести несколько погружений с группой ученых лаборатории электроники, которых тоже интересовали электромагнитные измерения. Четыре дня мы пытались высунуть нос в штормовое море, но сумели осуществить лишь одно погружение. Несмотря на волну высотой 0,5—1 метр и усиливающийся ветер, проделано это было просто. Часть экипажа смотрела телевизор: 23 марта показывали первый орбитальный полет космического корабля «Джеминай» с двумя космонавтами на борту. То был знаменательный день и для нашего экипажа: «Блюдце» совершало свое 320-е погружение, или 100-е с ноября. О нашей работе, разумеется, сообщали гораздо меньше, чем о космических исследованиях, но в сущности между обеими программами было нечто общее. И там и здесь два человека помещались в небольшую капсулу или сферу, защищавшую их от так называемой враждебной среды. В одном случае люди находились в прочном корпусе и двигались своим ходом в условиях значительного давления, регулируя глубину погружения изменением плавучести аппарата. В другом — в состоянии невесомости перемещались в космосе, подчиняясь силе земного притяжения. Разумеется, существовала и некоторая разница: наш наблюдатель не был специально обучен, ему не нужно было учиться управлять аппаратом. Единственное, что от него требовалось,— проявлять профессиональный интерес.
Решено было отпраздновать сотое погружение. Маленький Джо Фордайс стоял в нарядной форме, держа серебряный поднос и бутылку шампанского, через его руку была перекинута салфетка. Он ждал возвращения подводных исследователей. Несмотря на унылый пасмурный день, настроение у всех было праздничное.
Всю неделю мы занимались тем, что сражались с непогодой и отменяли назначенные погружения. В конце концов вместо пяти погружений удалось сделать лишь два. Следующая неделя оказалась немногим удачнее, хотя и решили производить погружения под прикрытием мыса Ла-Холья. Из шести удалось осуществить лишь три. Выяснилось, что в тех случаях, когда не удавалось осуществить спуск, мы теряли столько же времени, что и при удачной операции. Обычно мы сидели и смотрели на море, споря о том, стихает волнение или нет, наконец отменяли погружение и спустя два часа возвращались в Сан-Диего. Программу за март мы выполнили, но перспектива на апрель была, похоже, не блестящей.
Одно из наиболее любопытных погружений мы осуществили, когда крутые короткие волны чуть умерили свой гнев. Наблюдателем был доктор Карл Хаббс, морской биолог из института Скриппса. Он много лет собирался составить полную коллекцию рыб, обитающих на скалистых участках каньона и у мыса Ла-Холья. Сети и драги хороши на ровных склонах, но бесполезны на скалистых участках. Правда, аквалангисты института Скриппса при сборе образцов рыб использовали своего рода яд, безопасный для ныряльщиков. Он оказывал парализующее действие на большинство мелких организмов. Разумеется, во время таких операций ныряльщики работали на глубинах не свыше 60 метров. Но доктору Хаббсу нужны были образцы и с больших глубин. Он сотрудничал с биологами из лаборатории электроники, которые сконструировали огромный рыбонасос и хотели установить его на «Блюдце». Ручные рыбонасосы, предназначенные для аквалангистов, втягивают в специальную трубу большое количество воды, а вместе с ней множество мелкой рыбы, которую иначе невозможно отловить. Рыбонасос, привезенный на судно, действовал аналогичным образом, но внешне напоминал скорее подводный пылесос. При виде его на лице Гастона появилось знакомое выражение. «Неужели опять какой-нибудь хитрый прибор?» — казалось, говорил всем своим видом наш друг. Однако затем он улыбнулся и сказал, что попробует установить это приспособление. И пока мы воевали с волнами, пытаясь совершить погружения два, Гастон, Джерри и Кен ломали голову над тем, как укрепить его на корпусе аппарата.
Рыбонасос представлял собой большой металлический цилиндр с сеткой внутри. Там же помещался пропеллер и электрический двигатель. Пропеллер создавал разрежение в эластичной трубке, которая прикреплялась к механической руке «Блюдца». Сетка пропускала осадки и воду, но задерживала живые организмы, предварительно парализованные или убитые ядом.
Для испытания нового устройства доктор Хаббс сделал пробное погружение в каньоне Скриппс на глубину 150 метров, где водилась рыба, которую пока не удавалось изучить. Доктор Хаббс был рослым, плечистым, бодрым мужчиной лет семидесяти. Он кипел энергией и был энтузиастом своего дела. В течение многих лет он изучал рыб, обитающих в здешних водах, и обрадовался новой возможности расширить свои познания. Но, как и доктор Шепард, доктор Хаббс не мог по возрасту спускаться под воду в акваланге. И в «Блюдце» он впервые получил возможность увидеть морских животных в естественной среде.
В пластмассовый мешок налили около половины галлона яда, мешок завязали, чтобы его можно было взять клешней механической руки. После того как «Блюдце» спустили на воду, мешок передали аквалангисту, который поместил его в раскрытую клешню и подождал, когда Каноэ сомкнет ее. Все это нужно было сделать быстро, пока нас не отнесло в сторону от нужного места. Обычно Эрл учитывал снос и останавливал судно с наветренной стороны. Но на этот раз наши приготовления затянулись, и, когда аппарат оказался в воде, «Бэрч-Тайд» все-таки отнесло.
Спустя некоторое время экипаж «Блюдца» доложил, что выбранный участок дна неблагоприятен для работ, склоны здесь слишком крутые. Мы догадались, что гидронавты движутся к верхней части каньона, где дно более ровное. Примерно через час они сообщили, что сбросили яд и что все идет хорошо. Доктор Хаббс работал все четыре часа. Мне кажется, он готов был работать и дольше, если бы позволил Каноэ.
Когда Хаббс вылез из люка, у него был такой вид, словно он испытал некоторые неудобства. Да и не мудрено: при росте свыше 1,8 метра приходилось как-то складываться в «Блюдце». Доктор Хаббс, как и большинство других ученых, никогда не жаловавшихся на неудобства, был слишком поглощен работой и зрелищем, открывающимся из иллюминатора. Я спросил его:
— Получили ли вы удовольствие от вашего первого погружения, доктор Хаббс?
— Еще бы! — ответил он. — Вчера я допоздна не мог уснуть, был немного простужен. Но теперь все будто рукой сняло.
И он стал рассказывать о том, как проходила операция. Хотя она и не была совеем успешной, однако удалось сделать много полезного. Когда «Блюдце» достигло глубины 150 метров, оказалось, что стенки каньона слишком крутые, чтобы использовать рыбонасос. На скалистых участках поверхность стенок была очень расчлененной. После непродолжительных поисков Каноэ вспомнил, что в верхней части каньона есть более удачнее место, с ровными склонами. Но двигаться туда пришлось против течения, это отняло немало времени. Зато место и в самом деле вполне подходило для отлова животных. Каноэ выпустил яд, который стал медленно, беловатым облаком вытекать из мешка и двигаться по течению, скорость которого составляла 0,04—0,08 метра в секунду.
Яд, поражающий мелких рыб, размером 5—7,5 сантиметра, начал действовать лишь через 30—45 минут. Ценность такого яда для биолога в том, что он позволяет брать целые сообщества рыб. Ведь вполне возможно, что отдельные робкие особи могут прятаться где-нибудь в расселинах и не попасть в поло зрения наблюдателя. Биологам также нужно было составить более четкое представление о плотности популяций рыб. Попытки: получить такие сведениях с надводных судов были чаще всего малорезультативными. На «Блюдце» биологи могли использовать лаг для определения пройденного расстояния, правда, без учета течений. По пройденному пути и количеству обнаруженных организмов можно было получить исходные данные для расчета плотности популяции.
Доктор Хаббс предложил несколько усовершенствовать рыбонасос. Нужно было поставить мотор большей мощности, чтобы засасывать крупную рыбу и для удобства наклонить всасывающую трубу.
В конце марта в нашем полку прибыло. Боба Данна прислали оказывать помощь по ремонту и обслуживанию аппарата. В будущем ему предстояло стать членом экипажа «Дипстара DS-400». Боб оказался первым в нашей группе уроженцем Калифорнии. Он был квалифицированным механиком и имел обширный опыт в подводном фотографировании. Когда Данн вошел в курс дел, я получил возможность предоставить каждому по неделе отпуска. Даже мне самому удалось урвать дня два. Всякое дело до тех пор не пойдет на лад, пока босс не сможет позволить себе передышку. Более того, я, слышал, что в его отсутствие иногда дело идет еще лучше.
Как и прежде, Андре приехал именно в тот момент, когда мы собирались на две недели выйти в море, чтобы работать с «Блюдцем». Он сменил Каноэ, который почти полгода не был дома.
Похоже было, что осуществить намеченные 25 погружений нам по плечу.
В апреле, где-то в конце первой недели, к нам присоединился доктор Уинтерер. Он собирался совершить три погружения западнее острова Сан-Николас, примерно в 160 милях от берега.
Погода по-прежнему была неустойчивой: один день погожий, на другой разыгрывается шторм, а потом снова можно производить спуск «Блюдца», — не то, что на восточном побережье. Правда, и старожилы Сан-Диего говорили, что такой дождливой и ветреной погоды давно не бывало.
Мы вышли из гавани Сан-Диего во вторник вечером. Обогнув мыс Лома, мы очутились в открытом море. Дул легкий бриз, на небе, по которому плыли облака, светила тусклая луна. Примерно в 6.30 я заметил холмы и крутые склоны острова Сан-Клементе, сливавшегося с низко нависшими тучами. Вскоре мы приблизились к южной оконечности острова. Над ним проходил дождевой заряд, и отдельные части местности порой целиком исчезали за плотной пеленой ливня. Когда судно приблизилось к Сан-Клементе, видимость на непродолжительное время улучшилась. И так как сводка не обещала ничего хорошего, доктор Уинтерер решил тут и «нырнуть». Тем более что с подветренной стороны мы были защищены от северо-западного ветра. Глубины резко увеличиваются в непосредственной близости от берега, поэтому «Бэрч-Тайд» подошел почти вплотную к острову. Я не верил своим глазам: после трех дождливых недель остров зазеленел. Правда, трава не была сочной и роскошной, но остров, все-таки покрывала растительность, а не бурая каменистая почва, которую мы видели осенью. Эрл осторожно вел судно, застопорив его на расстоянии меньше одной длины корпуса от усеянного крупной галькой пляжа. Скалы и отвесные склоны, возвышающиеся над нами, устремлялись прямо в зенит. С кормы казалось, в этом можно было поклясться, что носовой частью судно село на мель.
— Эхолот показывает глубину 18 метров, — объявил по трансляции Эрл. — Не тут ли вы собирались спустить на воду «Блюдце»?
— Хорошо, Эрл. Через несколько минут будем готовы, — ответил я ему по радио.
Джерри Уинтерер поспешно влез в аппарат, и мы краном подняли его над кормой, которую Эрл приблизил к берегу. Еще никогда мы не спускали «Блюдце» так близко от берега. И все же максимальная для него глубина находилась в каких-то 500 метрах от острова. К тому времени, как отцепили строп, глубина под ним составляла 15 метров. «Бэрч-Тайд» чуть не вплотную прижался к берегу. Как только «Блюдце» ушло под воду, Эрл отвел судно в сторону.
Пока «Блюдце» спускалось вдоль крутого склона, доктор Уинтерер осматривал его поверхность. Ему хотелось выяснить, сходна ли топография подводной и надводной части острова. Дело в том, что в южном направлении вдоль долины Рифт-Вэлли восточнее банки «Сорок миль» проходит глубокая впадина. Эта впадина, подобно многим впадинам в Калифорнии, имеет северное направление. Джерри Уинтерер надеялся, спустившись достаточно глубоко, обнаружить миоценовые породы, а возможно, и выход пород, восходящих к более раннему, чем миоцен, периоду. Однако ничего нового увидеть не удалось, хотя и спустились до глубины 300 метров. Другой задачей было исследовать характер перемещения осадков на подводном склоне. Джерри не обнаружил признаков сколько-нибудь сильных течений, но установил наличие значительного смещения донных осадков. Крутизна склона составляла в среднем 25°, но, по-видимому, это не был угол естественного откоса. Геологи обычно принимают за угол естественного откоса критический угол, при увеличении которого осадки начинают перемещаться. Аквалангисты при изучении отверстий, просверленных моллюсками в склонах, заметили, что осадки смещаются вниз по склону. Когда «Блюдце» очутилось на мелководье, наблюдатели увидели вокруг настоящий лес водорослей. На участке с большей глубиной, на другой стороне этого «леса», обрывки водорослей встречались почти до максимальной глубины погружения. Выходит, осадки на этом склоне образовались не путем отложений, а путем перемещения с мелководных участков.
На глубине около 80 метров были обнаружены большие камни, частично покрытые водорослями. Размер глыб составлял от 0,5 до 3 метров и более. Глыбы лежали параллельно склону и стояли торчком. Между ними находился песок и местами гравий.
— Впечатление такое,— говорил Джерри,— что мелкозернистые осадочные породы перемещаются, а крупные камни остаются на месте, как бывает при оползнях.
Происхождение этого каменистого материала неизвестно; возможно, это ракушечник с мелководья, а возможно, и минеральные вещества, приносимые потоками и ручьями. Образцы песка, каменистых пород были, скорее всего, вулканического происхождения. Как во время спуска, так и при подъеме Джерри исследовал геологическое строение. Признаков коренных пород здесь не было, но он предполагал, что основание выступающих глыб параллельно склону, на котором они лежат. На глубине 80 метров он увидел узкий, шириной всего несколько метров, уступ. На нем Джерри разглядел крупный гравий, какого не было на других участках. Тут же лежали отшлифованные валуны, что привело его к мысли, что уступ представляет собой древнюю береговую линию, Это впоследствии подтвердилось, когда при подъеме по склону уже на другом участке, на глубине 80 метров обнаружились аналогичные отложения. Однако ракушечника, при помощи которого можно было установить «возраст» берега, гидронавты не нашли.
Джерри отметил характерные выемки на верхней и нижней частях валунов. Сперва показалось, что эти углубления вымыты течением, хотя признаков течения обнаружить не удалось. Погружение осуществлялось неподалеку от того места, где «Блюдце» спускалось осенью. В прошлый раз наблюдатель видел возле одного из валунов осьминога. Скорее всего именно осьминог хозяйничал тут. Известно, что это животное порой возводит вокруг своего жилища стены, как хороший фермер где-нибудь в Новой Англии.
Впоследствии доктор Уинтерер определил, что слой осадков на склоне очень тонок, не более 0,5—1 метра. С него осадки постепенно соскальзывают, как со склонов гор.
Судно направлялось в точку западнее Сан-Николаса. Во второй половине дня мы миновали бухту Уилсон. Вид у нее, как обычно, был неприютный и унылый. Лишенная растительности, безжизненная бухта не знала времен года. Обогнув с севера мыс, судно закачалось на длинной плавной волне высотой 1—1,5 метра. Затянутое облаками небо и свежий бриз были дурными признаками. К вечеру увидели остров Сан-Николас, находившийся в 15 милях. Собравшись в рулевой рубке, мы слушали сводку погоды для моряков. Для районов, прилегающих к мексиканской границе, было объявлено штормовое предупреждение: ожидался ветер 10—15 метров в секунду. Вряд ли нам удастся совершить погружения.
Во время очередного погружения надо было отыскать участок для глубоководного бурения, которое предполагалось осуществить осенью. Банка, окруженная значительными глубинами, представлялась нам идеальным местом для производства буровых работ. Но при помощи «Блюдца» можно было найти определенный и более интересный участок, чем наугад выбрать по карте. Прослушав прогноз погоды, все улеглись спать, поскольку на место судно должно было прийти в час ночи. Я проснулся в 1,15, услышав шум воды, гуляющей по проходу. Судно сильно качало, брызги обрушивались на палубу между фургонами. В антенне и фалах свистел ветер. Я побрел по воде к рулевой рубке и поднялся на мостик.
Рулевой, бывалый рыбак, хорошо знавший здешние воды, смотрел на волны, которые росли с каждой минутой.
— По-моему, дня два, а то и три не придется даже и думать о спуске «Блюдца» на воду, — вслух размышлял он.
Я согласился с ним. Было темно, штормило. При свете прожекторов видны были белые барашки, венчавшие гребни волн. Скорость ветра достигала 10—15 метров в секунду.
— А где можно было бы укрыться, как вы полагаете? — спросил я.
— При таком ветре, — сказал рулевой, наваливаясь на штурвал грузным телом, — спокойнее всего к северу от Санта-Круса. Туда будет около 65 миль, я так считаю.
Он был прав — нам и думать было нечего о погружениях.
— Решено, — отозвался я. — Да и сон будет крепче, не так ли?
— Уж это точно. Волна навернет на корму.
Остальную часть ночи мы двигались с попутной волной, а на рассвете обогнули восточную оконечность Санта-Круса и прошли проливом Анакапа. Под прикрытием высокого, поросшего чудесной зеленью и кое-где лесом острова судно осторожно вошло в Китайскую гавань. Судя по карте, длина острова составляла 25, а ширина 6 миль. Бо́льшая часть площади использовалась для разведения крупного рогатого скота. Остров, около которого мы находились, похоже, получал больше влаги, чем другие, встречавшиеся нам. Небольшие ручейки сбегали по склонам и падали с крутых утесов. Впереди с высоты 15— 20 метров на песчаную отмель низвергался водопад — чудесное зрелище, столь необычное для сурового пейзажа Калифорнии. Мы с аппетитом позавтракали в тихой гавани, понимая, что ни о каких погружениях не может быть и речи. После проливных дождей, превративших остров в райский уголок, в море устремлялись мутные потоки. По-прежнему оставаясь под защитой острова, мы вошли в пролив Санта-Барбара. Вскоре Джерри обнаружил при помощи эхолота банку с крутым склоном — казалось, вполне подходящее место для «ныряния».
Во время погружения наблюдались шквалистые осадки, сильный ветер гнал по небу рваные облака. Ряды волн становились теснее, высота их увеличилась до 1,5 метров. Наш новый товарищ, Боб Данн, находился на борту «Шезама». И холодно ему там было и сыро. Примерно через два с половиной часа волнение усилилось, а из-за бокового ветра превратилось в какую-то толчею. Я решил отозвать «Блюдце» назад. Через полчаса оно всплыло на поверхность, но подцепить его оказалось делом трудным из-за сшибавшихся между собой волн. Чтобы «Блюдце»- не ударилось о борт «Бэрч-Тайда», «Шезам» натягивал привязанный к нему трос, а мы держали линь, защелкивающий гак. Я внимательно следил за волнами. Наконец, улучив нужный момент, завопил: «Давай!» Кен наклонил стрелу крана, гак с лязгом закрылся, и в ту же минуту «Блюдце» повисло в воздухе. Мы почувствовали, как содрогнулось все судно: трехтонное «Блюдце» внезапно лишилось опоры. Мы молились, чтобы скобы крана уцелели. Кто знает, какую нагрузку на разрыв могли они выдержать и сколько раз? Если бы лопнула хоть одна из скоб, последствия были бы самыми печальными. Я понял, если мы все еще зависим от капризов погоды, значит, технику спуска и подъема по-настоящему не освоили. Мы снова убедились в правоте Кусто, который твердил: «Избегайте поверхности воды. Работайте над водой или под водой». Эта операция была самой неприятной за время выполнения всей программы: никогда еще «Блюдце» не испытывало таких резких рывков.
Шторм шел на убыль, во второй половине дня небо прояснело, но зато стал усиливаться северный ветер. «Бэрч-Тайд» взял курс на Порт-Уэнэме, чтобы укрыться там в защищенной гавани. На следующий день мы попробовали произвести погружение мористее острова Анакапа, к востоку от Санта-Круса. Но когда мы добрались до места, где хотел «нырнуть» доктор Уинтерер, короткие волны стали слишком высокими, чтобы можно было начать погружение. Я решил отменить его, и мы вернулись назад, в укрытие. Джерри Уинтерер высадился в Порт-Уэнеме.
Два дня подряд дул ветер, будоража и взбаламучивая воду. Из Ла-Хольи приехал доктор Инман, намеревавшийся спуститься в каньон у мыса Мьюгу, примерно в 8 милях к югу от Порт-Уэнеме, но через два дня убедился, что дело это безнадежное.
В субботу вечером мы устроили на судне пирушку: Кьензи, он же Каноэ, на следующий день отбывал во Францию. Маленький Джо приготовил превосходное жаркое, накрыл стол лучшей скатертью, поставил свечи, фарфор. В течение последних двух месяцев Каноэ совершил 40 погружений, в иные дни он «нырял» дважды. А вообще в качестве сотрудника фирмы «Вестингауз» он опускался в «Блюдце» 81 раз. Не будь у нас такого оператора, мы не сделали бы того, что смогли сделать. Утром Каноэ вылетел в Париж.
«Бэрч-Тайд» оставался в Порт-Уэнеме до конца недели, поскольку в понедельник прибывала группа специалистов тихоокеанского ракетного полигона. Одно время «Бэрч-Тайд» стоял у стенки возле странной посудины под названием «Кэсс-1». Это судно еще в 1959 году производило экспериментальные буровые работы мористее острова Гваделупа во время осуществления программы «Мохол». Теперь его переоборудовали для бурения в прибрежных районах. Буровая установка, которой было снабжено судно, выглядела достаточно внушительно.
Мы решили, что в понедельник сможем «нырять». Хотя день выдался пасмурный, море стало значительно спокойнее. Нужно было спешить: уже почти середина апреля, а мы сделали всего четыре погружения.
Ф. Дж. Вуд, биолог, совершил погружение в районе банки, расположенной в четырех милях от берега. Ученый рассчитывал обнаружить там «кукольного» дельфина (doll dolphin). Группа ученых, к которой он принадлежал, изучала дельфинов и исследовала возможность их использования для обнаружения целей, переноски импульсных излучателей, оказания помощи флотским водолазам. Некоторые специалисты полагали, что дельфинов (их называют также морскими свиньями) можно научить выполнять обязанности лоцманов и помогать боевым пловцам-разведчикам проникать в гавань противника. «Кукольный» дельфин — животное редкое, лишь однажды оно жило в неволе. Буду хотелось увидеть его в естественных условиях. Поговоривали, что такие дельфины водятся в здешнем районе, хотя ныряльщики не видели пока ни одного. «Блюдце» находилось под водой несколько часов, но признаков присутствия «кукольных» дельфинов не было. Правда, Вуд наблюдал множество беспозвоночных, представляющих научный интерес, так что погружение все-таки было не бесполезным.
Затем наше плавучее жилище взяло курс на остров Сан-Николас, где предполагалось осуществить три погружения. «Бэрч-Тайд» прибыл на место назначения перед рассветом. Судно разрезало форштевнем почти совершенно гладкую поверхность моря. Мы видели весь остров длиною около 9 миль: и довольно пологий восточный склон, и плоскую, похожую на террасу вершину, и крупные скалы с северной его стороны.
Этот остров, подобно остальным 6—7 островам архипелага, в эпоху плейстоцена был, весьма вероятно, связан с материком. Говорят, что некогда по Сан-Николасу бродили слоны: их окаменелые останки сохранились в песчаных холмах острова. Периоды с обилием влаги сменялись периодами со страшной засухой, остров превращался то в тропический рай, то в пустыню, где гибло все живое. Но первобытный человек, питаясь моллюсками, выжил. Он оставил после себя множество примитивных орудий, кухонную утварь, оружие.
В начале XIX столетия на острове жили индейцы. Затем пришли люди с материка. Они уничтожили все мужское население, а женщин и детей увезли с собой.
До наших дней дошел любопытный документ о «затерявшейся женщине с Сан-Николаса». В нем рассказывалось, что одной индианке удалось спрятаться. Оставшись на острове после того, как всех остальных увели, она провела в одиночестве 20 лет. Но примерно в 1855 году ее все-таки поймали и увезли. Спустя несколько десятков лет некий агент по продаже недвижимости пытался населить остров и нарезал земельные наделы. Но покупателей не нашлось. Остров стал местом паломничества археологов и геологов. Но потом он был передан флоту США, который превратил его в полигон для бомбометания, стрельбы ракетами и базу кораблей. Подобно Сан-Клементе, остров был голым и бесплодным и даже отдаленно не походил на Санта-Крус, находившийся всего в 40 милях.
На этот раз в «Блюдце» вместе с Андре спускался лейтенант Джо Роберт Элзенга, который в ноябре принимал участие в 249-м погружении. Лучшей погоды и желать было нечего. Ярко сияло солнце, воздух был чист и прозрачен. «Блюдце» мы спускали на глубину 80 метров. Будучи геологом, Боб намеревался исследовать древние террасы, которые, по его предположению, находились в миле-двух к северо-востоку от острова. В одной научной работе, опубликованной в 1950 году, упоминалось о признаках подводных уступов или скал, обнаруженных здесь эхолотом, которые в геологическом прошлом могли обозначать низший уровень моря. В статье указывалось, что уступы обнаружены на глубине 50—90 метров. Боб же намеревался исследовать участок на глубине от 27 до 30 метров.
Когда Боб и Андре достигли дна при глубине 80 метров, они обнаружили множество крупных неправильной формы обломков с как бы замшелой поверхностью. Вокруг обломков лежал светлый ракушечный песок. В поисках уступа, или террасы, Андре взял курс на северо-северо-восток.
«Блюдце» двигалось над ровным дном, оставив позади крупные валуны. Вскоре гидронавты достигли участка, на котором углубления и возвышения располагались параллельно меридиану. Перемещения осадков Боб не заметил. Не увидел он и признаков течения вблизи дна. Склон был очень пологим. Пройдя 3/4 мили, гидронавты очутились на участке, загроможденном обломками камней. Глубина составляла 100 метров. Наклон резко изменился, но четко выраженного уступа, характерного признака древней береговой черты, не оказалось. Ракушечник был старый — ракушки могли остаться с той поры, когда здесь проходила линия берега. Боб полагал, что зона ракушечника должна быть более четко выраженной. Крупных участков выхода коренных пород он не обнаружил, но заметил несколько каменных глыб, которые, возможно, некогда претерпели напластование. Андре удалось взять образец типично осадочной породы, факт этот мог оказаться знаменательным. Внезапно, когда гидронавты перевалили через гряду, ощутилось сильное течение. Боб впоследствии рассказывал:
— Неожиданно мы заметили, что несемся стрелой. Когда же в конце концов удалось замедлить движение, а потом и остановиться, зацепившись клешней за грунт, счетчик течения показывал Скорость 0,2 метра в секунду.
Это происходило на глубине 110—120 метров, но, странное дело, ниже этого участка не существовало вообще никакого течения. В числе организмов были обнаружены обычные прикрепляющиеся к камням животные, морские ежи, звезды, перья, камбала. Любопытно, что камбала плыла в 1—1,5 метрах от дна. Как правило, рыба эта зарывается в песок, и, чтобы заставить сдвинуться с места, ее приходится тормошить. Достигнув глубины 140 метров, «Блюдце» начало всплывать на поверхность. Боб полагал, что ему удалось обнаружить признаки древней береговой черты, но нужны дополнительные данные, чтобы подтвердить это.
«Блюдце» подняли в 11 часов, аккумуляторы были далеко не полностью разряжены. Я решил, что можно «нырнуть» еще разок с другой стороны острова. Теперь наблюдателем был Вуд, знаток дельфинов. Настроение было великолепное. Судно шло плавно, разрезая невысокие волны. Хорошо бы сохранить такой темп: глядишь, и наверстали бы упущенное. Уже спустив «Блюдце» на воду, я вдруг ощутил уверенность, что дальше все пойдет удачно, что мы без труда выполним месячную программу работ.
Так, в сущности, и случилось. В продолжение двух последующих недель лишь однажды из-за плохой погоды пришлось отменить погружение. Наблюдателем был Андре Розфельдер, геолог из института Скриппса, намеревавшийся исследовать каньон Мьюгу возле одноименного мыса.
День тогда начался с серии неудач. Едва мы начали спуск, как из центра управления ракетного оружия передали радиограмму, в которой предлагалось отойти на несколько миль в море: начинались учебные стрельбы. Мы стали упорствовать: ведь в таком случае мы окажемся в районе с глубиной, на которую не рассчитано наше «Блюдце». Но уйти все-таки пришлось, погружение отменили. Тогда было решено направиться к мысу Дьюм, находящемуся в 20 милях южнее. Все было подготовлено к погружению. Несмотря на свежий бриз, я решил спустить аппарат на воду. Судно приблизилось к скалистому мысу, неподалеку от головной части каньона. Когда «Блюдце» вошло в воду (оно поддерживалось лишь нейлоновой оттяжкой), случилось что-то неладное: оно резко накренилось на нос. Гастон долго переговаривался с Андре. Я подозревал, что неисправной оказалась дифферентная система. Мы ждали. Между тем судно отдрейфовало в сторону и вдруг стало быстро двигаться к берегу. Эрл, конечно, ничего не мог предпринять: он не смел маневрировать с «Блюдцем» у борта.
— Поднимайте «Блюдце» — произнес Гастон.
Я не раз задумывался, что нужно делать в подобной ситуации. «Блюдце» соединялось с краном нейлоновым тросом, выдерживающим вес 4500 килограммов. Линь удерживал «Блюдце» лишь в воде, когда оно весило всего 25 килограммов. Обычно при подъеме нейлоновый трос пропускался водолазом через большое кольцо подъемного стропа, один конец которого прикреплялся к автоматическому гаку. В настоящей ситуации мы не могли снова вставить кольцо стропа в гак. Попробовали потянуть за оттяжку, но бесполезно. Скалы были уже совсем близко, и времени на эксперименты не оставалось. Не могли мы также рисковать нейлоновым линем, поскольку больше ничего не удерживало бы «Блюдце».
В динамике послышался озабоченный голос Эрла:
— На корме! Вы там придумайте что-нибудь, да поживее!
Я стал подтягивать «Блюдце», а Кен попытался поставить кран в нужное положение, но оно волочилось сбоку судна.
Наконец Ларри, который в тот день был дежурным водолазом, улучив подходящий момент, ринулся к аппарату и защелкнул гак, зацепив за него строп. Это было весьма рискованно, поскольку рука Ларри могла попасть между концом стрелы и люком аппарата. Однако благодаря находчивости Ларри аппарат благополучно подняли из воды, а «Бэрч-Тайд» отвели подальше от берега.
Гастон установил, что не в порядке рычаг, при помощи которого в дифферентной системе перемещается ртуть, и устранил поломку менее чем за полчаса. К этому времени усилился ветер и взбудоражил воду в проливе и у берегов до такой степени, что спустить и поднять аппарат без риска стало невозможно. Погружение отменили, и весь день пошел, как говорится, насмарку.
Зато последующие погружения прошли благополучно. Погружение номер 350 с доктором Г. У. Менардом на борту — очередное событие, отмеченное сотрудниками фирмы «Вестингауз» и Центра французских подводных исследований, было осуществлено в каньоне Скриппс. Затем примерно в 4 часа утра в желобе Сан-Диего погрузился Эрик Бархем, снова изучавший глубоководные рассеивающие слои. Последнее по программе погружение было выполнено в каньоне Мьюгу. После 3 или 4 неудачных попыток Андре Розфельдеру удалось-таки сделать намеченные наблюдения. Ожидал он, правда, большего. Он обнаружил, что каньон полон очень тонких осадков, значительно уменьшающих видимость. Каньон Мьюгу не походил ни на один из многих исследованных к этому времени, для него характерно было интенсивное образование осадков.
Завершив программу погружений, «Бэрч-Тайд» взял курс на юг, на Лонг-Бич. Мы достаточно изучили и побережье, и острова, и соседнюю с ними часть Калифорнии. По подсчетам, мы покрыли самое малое 3000 миль, крейсируя вдоль калифорнийского побережья, не говоря о вылазках в Калифорнийский залив и на Сан-Лукас.
Экипаж «Дипстара» находился в приподнятом настроении. Неожиданно мы осознали, что сделали все, что наметили, и даже больше. Мы совершили в общей сложности 123 погружения, то есть больше, чем рассчитывали. У Лонг-Бича нас вызвали по радиотелефону. Это было наше балтиморское начальство — Джо Леинг, Бен Мур и Билл Спаркс. Они поздравили всех с завершением работы и подчеркнули ее значение для фирмы.
В течение следующей недели нужно было подготовить «Блюдце» к отправке во Францию и снять специальную аппаратуру, установленную на нем в ноябре. А затем, забрав свои пожитки, по домам...